Мария Метлицкая - И все мы будем счастливы [сборник]

Он с удовольствием ел Томкины пирожки — с капустой, зеленым луком и рисом. Какая она мастерица!

— Ох, Томка! — сетовал он. — Погубишь меня! Разве можно так жрать?

Томка смеялась:

— Да брось ты! Сколько той жизни? Ешь и не думай! В твоих ресторанах как будто здоровая пища!

Все правильно. Питался он в ресторанах, кафе или приносил что-то готовое из кулинарии — полуфабрикаты, только поставить в микроволновку и разогреть. Вкусно, невкусно — привык.

После ужина, ловко и быстро убрав все со стола и перемыв всю посуду, племянница извинилась и пошла к себе — назавтра работа, ранний подъем. Обнялась и тепло попрощалась.

Томка чмокнула его в щеку и тоже пошла отдыхать. А они с Иваном перебрались на кухню — детское время, еще посидим. Конечно, разлили понемногу — назавтра Никитин уезжал, да и брату на работу.

Молчали. Наконец Ванька сказал:

— Ну и когда теперь увидимся, Димка? Опять через год?

— Через год, конечно! — бодро ответил Никитин. — А куда ж я денусь? Конечно, приеду!

Брат хмуро кивнул и долил остатки французского хорошего и дорогого коньяка, привезенного младшим в подарок. Снова молча махнули.

— Ну, по коням? — спросил Никитин. — Завтра рано вставать! Да и ты почти спишь, Ванька!

Никитин посмотрел на часы и уже встал со стула.

— Подожди, — решительно остановил его брат. — Сядь, Дима. Сядь.

Никитин опустился на табурет.

— Ну? — нетерпеливо спросил он и широко зевнул. — Ну что? Не тормози, говори! Спать охота.

— Сейчас, подожди. — Иван словно собирался с силами.

«Да что еще там? — недоумевал Никитин. — Что он придумал? Выпил лишнего, вот и чудит».

— Дима, — начал осторожно Иван. — Я должен тебе кое-что сказать. Объяснить. Наверное, должен был сделать это давно. Просто обязан был сделать! Но не получалось. Не мог. Честное слово. А вот сейчас, думаю, время пришло. В конце концов, будь что будет! Захочешь — простишь. А не захочешь…

— Ну! Чего тянешь? — разозлился Никитин. — Давай уж! А то кота за мудя!

Не глядя ему в глаза, еле слышно брат наконец выдавил:

— Надя… — и замолчал.

Никитин вздрогнул:

— Господи, что с ней? Неужели больна?

Ванька мотнул головой.

— Нет, все слава богу, дочка здорова. В общем, — снова замямлил он, — Надя… Наша Надечка… Она — твоя дочь, Дима.

Никитин расхохотался.

— Допился, брат! Конечно, моя! И я всегда так считал! Родная, конечно! И очень ее люблю! Такая чудесная девка! Такая девочка у тебя получилась! Ну есть в кого, что уж тут! Есть, не сомневайся! — Никитин печально и горько вздохнул.

— Есть в кого, — согласился Иван, — вот здесь ты прав. И чу ́ дная, да. В мать. В Тасю, — спустя минуту добавил он и посмотрел на Никитина.

— Что? — переспросил Никитин. — Что ты сказал? При чем тут Тася, Ваня? Ты перебрал?

— Это Тасина дочь, — твердо ответил Иван. — Тасина и… твоя. Ну, дошло, наконец? Ты меня понял?

Никитин молчал. Молчал, как пень, как бревно, как кусок ржавой шпалы.

Выдавил, наконец, с трудом и усилием:

— Ваня! Ты что говоришь? Как моя, как Тасина? Ваня, опомнись!

— Твоя и ее. Прости, что так долго молчали. Ну не могли мы, ты тоже пойми! Когда ушел Славик, — Иван опустил глаза, — мы с Томкой хотели. Честно хотели! Но не смогли. Прости, если можешь! Хотя я не уверен, что это можно простить.

— Как это? Как это возможно? — почти неслышно прошептал Никитин.

— Все просто, — ответил Иван. — Помнишь, ты приезжал на отцов день рождения? Ну, ты нажрался и ночью отправился к ней. А заявился под утро. Ну, вспомнил?

Никитин кивнул.

— Ну а дальше все просто. Она залетела. Говорить тебе запретила — считала, что ты счастливо женат. Родила. А когда Наде был годик, ты знаешь, она умерла. Сердце у нее было больное. И мать умерла молодой, вспомнил? Она же тебе наверняка говорила!

Никитин кивнул.

— И забрали мы Надечку. Конечно, забрали! Томка родить не смогла — не получилось у нас. Как ни лечились, не получалось. Тася умерла сразу после родов — сердце. И мать ее умерла молодой и тоже от сердца. Наверняка она тебе говорила!

Никитин кивнул.

— А тут девочка! — продолжил Иван. — Родная даже по крови! И полная сирота. Конечно, мы ее взяли. А то, что молчали… Ты должен понять — у тебя семья, Тата, ребенок. Как все это скажется на тебе? Вот мы и боялись. Ну и за себя боялись. За Надю. Прости, если можешь. Прости.

Никитин не находил слов.

— Простить? — наконец хрипло ответил он. — Ваня, за что? За что я должен прощать? За лучшее, что вы сделали? За то, что… — Он встал, подошел к окну и… заплакал.