Мария Метлицкая - И все мы будем счастливы [сборник]

«Наверное, так ей было легче», — пытался Никитин оправдать жену.

— Лиду я рассчитаю, — перед сном, густо намазывая руки кремом, так, между прочим, сказала жена.

— Как рассчитаешь? — не понял Никитин, отложил газету и, привстав на локте, уставился на жену..

— Очень просто. — Тата пожала полным плечом. — Рассчитаю, и все. Конечно же не обижу, не беспокойся.

— Погоди, погоди! — горячо заговорил он. — Нет, я не понял, как это рассчитаешь? Как же так можно, Тата? Лида же вырастила тебя! Столько лет ходила за мамой! Славик, наконец! А ты — рассчитаешь?

— Да надоело! — зло выкрикнула жена. — Всё надоело! И все! Видеть уже никого не могу! И Лидку эту! Старая стала, неловкая — крошки по столу, липкие пятна! Вечно загаженный пол. А запах? Нет, ты принюхайся! Старостью несет, затхлостью! Каплями этими! Кашей прогорклой! Как в приюте, в богадельне, ей-богу! Все у нее горит и сбегает, готовить совсем разучилась, ни черта не видит! То картошка в супе с шелухой, то еще что. Сил моих нет, понимаешь? Живу как в общаге.

— Ну в общаге ты не жила, — медленно проговорил Никитин. — А уж в приюте тем более, не говоря уже про богадельню. Это подло, Тата! И невозможно — выгнать человека, по сути, на улицу, когда человеку за семьдесят. И когда он, этот неловкий человек, всю свою жизнь бросил под ноги вашей семейке! Куда она уйдет, ты мне не скажешь? Комнату в общежитии она давно потеряла, остается деревня? Отчий дом, где сто лет живет семья брата?

— А это уже ее проблемы! — отрезала жена. — Ты что, не понимаешь, что я устала? От всех, и от нее в том числе! И еще подумай — не за горами тот день, когда я буду вынуждена за ней ухаживать! Она же почти слепая! Ты этого хочешь? А не хватит с меня?

Никитин смотрел на нее во все глаза, и в голове билась мысль: «А я же ее не люблю! Я ее совсем не люблю. Ничего не осталось. Ни грамма, ни капли. Как же нам жить, господи? Как же нам жить? Чужая, совсем чужая женщина. На которую мне неприятно смотреть».

— Только посмей, — тихо ответил он. — Только посмей ее выгнать! — И вышел из комнаты, так припечатав дверью, что посыпалась штукатурка.

Тата, кажется, утихла и, как ему показалось, все поняла. Во всяком случае, больше разговор этот не заводила, с Лидой была нежна и предупредительна.

Через два месяца он улетел в командировку в Каир на три недели. А когда вернулся, Лидочки уже не было. На вопрос: «Где Лида?», прозвучавший как рык, жена спокойно и беспечно ответила:

— А уехала! Брат за ней приехал и забрал ее. А что, нормально. Почему тебя это так удивляет? Увез на родину, в семью. Ей там будет лучше. Хватит уже по чужим людям, пора на покой.

Никитин ей не поверил. Что этому брату до Лиды? Было бы надо — когда-нибудь, раз в сто лет, объявился бы. Кажется, Лидочка обижалась на него — отсылала деньги, а он даже не отвечал. Нет, вряд ли он объявился сам. Наверняка Тата нашла его и позвала. Если так — не самое страшное. А если приют, богадельня? Но приказал себе не думать об этом. И так глаза на жену не смотрели, и так было тошно — хоть вой.

А Тата повеселела — щебетала днями по телефону, шлялась по магазинам, пыталась вести хозяйство, и он однажды услышал, как она делилась с какой-то новой приятельницей, приобретенной, кажется, в модной, дорогой парикмахерской:

— Лилечка, ты и не представляешь, какое это счастье жить своей семьей! Я просто летаю на крыльях! Без всех этих безумных и нудных старух, без всех этих… Только мы, только муж и ребенок. Ты не поверишь — я только сейчас зажила! Только сейчас задышала!

Дальше он слушать не стал, ушел к себе и плотно закрыл за собой дверь. Какой фальшивый тон, какой идиотский разговор! Как его бесит ее голос, ее смех. Тяжелый цветочный запах ее духов, запах густого жирного крема, яркие и кричащие наряды, пристальное разглядывание себя в увеличительное зеркало и скорбь на лице: «Ой, волосок!» Ее жесты, смех, крик — все! Все было натужным, неестественным, безумно фальшивым и глупым. Невыносимо чужим.

Как они жили все эти годы? Да как-то жили. Так живут многие. У всех была своя жизнь. У него частые командировки и случайные связи, у нее — светская, по ее мнению, жизнь. Появились и новые подруги: Света из бассейна, Лора из Дома кино, Роксана, любительница классической музыки, которая без конца приглашала его жену на концерты. «Зал Чайковского? — слышал он голос Таты. — А что сегодня дают ?»

Ему становилось смешно. Какая она нелепая, несуразная, какая смешная!

Жили как-то. А куда деваться?