Мария Метлицкая: И все мы будем счастливы [сборник]

Сын тоже Никитина не радовал. Он никогда не был спокойным ребенком. Всегда чудил, всегда устраивал черт-те что. В двенадцать совсем все стало плохо: каждые полгода его выгоняли из школ, но он не реагировал — казалось, ему все равно.

Славик прогуливал школу, игнорировал частных учителей, которых нанимали, чтобы они делали с ним уроки. Со школьной программой он не справлялся, а Тата кричала, что ее хватит инфаркт. Славик хамил, оскорблял мать и демонстративно игнорировал отца.

В конце концов он стал неуправляем, и Никитин отчетливо понимал, что впереди будет хуже, страшнее. И что ничего уже не исправить. Поздно? Наверное. Что-то они упустили в своих вечных склоках и вечных скандалах. И еще эта Татина безумная, сумасшедшая и безудержная любовь к сыну. Она не любила родителей, даже отца. Не любила мужа. Ей это было не дано, что поделать. А вот сына не просто любила — обожала. Но обожала неразумно, нелепо, бестолково, портя его еще больше. Да просто ломая его судьбу! Все ему прощала, любые выходки, всегда находила ему оправдание. Конечно, он это знал и матерью успешно манипулировал. А Никитин, с его вечными разъездами, тоже не очень-то занимался сыном, если по-честному. Всегда было не до того. Он вспомнил, что думал, когда тот родился, — он даст ему все, он поделится всем! А потом как-то затерлось. И каждый жил своей жизнью.

Отчаяние. Отчаяние стало его обыденным состоянием.

Тата, Славик — все было ужасно. И дальше должно было быть еще хуже.

Конечно, он гулял — а как еще выжить? Бабы крутились, менялись, появлялись и исчезали. Он не упускал возможности за кем-нибудь приударить в частых командировках, от которых от теперь не отказывался, хватал, вырывал из рук коллег, — только бы сбежать из дому! Он и не помнил их толком: сотрудницы, буфетчицы из гостиниц, официантки из ресторана — все так, на пару ночей. Череда, карусель.

Он стал выпивать — слегка, понемногу, когда становилось особенно тошно и невозможно, просто бессмысленно жить.

Домой ездил редко, раз в год, не чаще. Пару раз пропустил и этот «раз в год». Мать и отец старели, болели, чахли, как деревья в засуху. Смотрели за ними брат и невестка. Там, дома, однажды узнал, что Тася умерла «от сердца». «Такая молодая, а такая судьба!» — обмолвилась мать и тут же испугалась: зачем сказала? Вот старая дура!

У Ивана и Томки было все складно, они наконец дождались младенца — родилась девочка, дочка, Надечка. Чу ́ дная — смешливая, тихая, разумная. Не ребенок, а золото! И очень хорошенькая. Томка оказалась не только хорошей невесткой — заботливой и терпеливой, — но еще и прекрасной матерью. Вымолила себе доченьку, вымолила! В детстве девочку занимали всем, чем могли — танцевальный кружок, где Надечка делала большие успехи, гимнастика, хор, пианино. И во всем она успевала. Умницей была племяшка, отрада для сердца и глаз! Как он гордился ею! И как завидовал брату.

Случайные бабы пропали, когда в его жизни возникла Оксана и он не на шутку увлекся. Роман закрутился стремительно — Никитин так по ней тосковал, что, бывало, срывался среди рабочего дня. Только бы увидеть, только бы украдкой обнять!

Она была разведена, и жилось ей непросто — с больной матерью и сыном они ютились в маленькой однокомнатной квартирке в дешевом спальном районе. Он помогал — деньгами, продуктами, шмотками, которые привозил из командировок. Оксана, конечно, про его жизнь все знала. Молча выслушивала, хмурила брови:

— А что же ты терпишь, Дима? Почему не жалеешь себя? Сколько осталось ее, этой жизни?

Все так. Он понимал, что Оксана права. Зачем? Зачем продлевать эту муку, эту агонию? Надо уйти. Уйти и попробовать заново. В конце концов, таких, как он, тысячи, миллионы. Все разводятся, заводят новые семьи, начинают с нуля. А он боится? Да нет, наверное, нет. Там, дома, все опостылело. И еще понимал: Оксане нужно замуж. С такими, как она, не гуляют — на таких женятся. Но все тянул, тянул, обещал, но не уходил, говорил, что надо собраться с духом — все-таки за плечами целая жизнь. Как так — в один день и все разорвать?

А потом все это стало окончательно невозможным. Славик подсел на наркотики. Обнаружилось это не сразу, увы, но тогда еще была надежда, и он ринулся в бой.

Бесконечные врачи, от наркологов и психиатров до народных целителей и экстрасенсов. Бесконечные клиники — старые, академические, с проверенными методиками, и новомодные, с современными технологиями, растущие как грибы, потому что такие проблемы оказались у многих. Там за огромные деньги обещали полное и окончательное, бесповоротное выздоровление. Пару раз помогало, но на очень короткое время. Тогда, в самом начале, они еще не теряли надежду. Но через несколько лет поняли: ничего не получится, если Славик сам не захочет. А он не хотел. Он вообще ничего не хотел. Никитин ловил его взгляд — пустой, безразличный, мертвецкий. И ему становилось так страшно, как не было никогда. Да и Тата… Несколько раз тайком, когда Никитин был в командировке, она забирала сына из больниц. Говорила, что жалко ребенка. Ну а спустя пару лет Никитин смирился, поняв, что битву за сына он проиграл. С позором, надо сказать, проиграл. Но противостоять ополоумевшей от горя жене, ее методам и действиям он уже не мог — просто не было сил. За несколько лет их единственный и горячо любимый сын превратился в больного, раздавленного и безвольного человека. Собственно, самого Славика уже и не было, а был несчастный наркоша.