Александра Маринина - Горький квест. Том 2 [litres с оптимизированной обложкой]

— Друзья мои, я рад, что вам весело, но давайте все-таки решим вопрос с Мариной, — строго заметил я. — Без этого мы не можем распределять жилье.

— Ладно, — неожиданно смилостивилась Полина, — давайте я ее возьму. Если уж из меня не вышло настоящей советской комсомолки и преданного члена партии, то мне вполне можно передать на воспитание такую девицу. Вряд ли я чем-то смогу ее испортить.

— Не на воспитание, а под надзор, — звучным баритоном поправил Гримо.

И получил в свой адрес взгляд, исполненный такого яда, что мне стало не по себе.

Жеребьевка прошла быстро. Надежда вытянула «двушку», широко улыбнулась и подмигнула Наташе:

— Живем, девонька! Будет у тебя свой угол. Считай, что мы от предприятия получили новую квартиру, лет пятнадцать в очереди на улучшение жилищных условий простояли.

— Нет, Наденька, вам не дали бы двухкомнатную, — тут же возразила Галия. — Вы с Наташей однополые, вам если что и положено, то только «однушка». В те времена норматив был четкий: на двоих одна комната, на троих — две. Исключение делалось только для разнополых родителя и ребенка. Вот если бы у тебя был сын, тогда дали бы «двушку», а с дочкой — не прокатит.

— Ладно, тогда будем считать, что нам просто повезло.

А вот Марину ждало ужасное разочарование: Полина Викторовна получила однокомнатную квартиру на третьем этаже, в то время как Галия обрела во временное пользование точно такую же «трешку», в какой жила во время отборочного тура, только в этот раз на первом этаже.

— Я на окна медкабинета решетки поставил. Может, вам тоже поставить? — заботливо предложил Юрий. — В поселке есть мастерская, приедут и за несколько часов все сделают.

— Ну уж нет, — отказалась Галия. — Если даже меня украдут, то по дороге рассмотрят и выбросят. Да и брать у меня нечего, кроме книг и рукописей, с которыми я работаю, а кому они интересны? Зато молодые любовники смогут беспрепятственно влезать ко мне в окно среди ночи без риска столкнуться с кем-то из вас на лестнице.

Кто-то фыркнул, кто-то сдержанно улыбался, но все сотрудники и почти все участники квеста посмотрели на Марину. Все знали, что на отборе она жила с Галией и теперь попросила сменить куратора.

— Блин, прогадала! — вырвалось у Марины прежде, чем она успела осознать сказанное.

Прозвучало это настолько искренне, с сожалением и без всякой злобы, что я впервые испытал к этой хорошенькой девочке нечто вроде симпатии. А вот Наташа, похоже, расстроилась. Неужели ей неловко иметь условия лучше, чем достались ее подруге?

Бумажки с указанными на них квартирами пятого этажа не вытащил никто. Таким образом, на верхнем этаже дома мы с Назаром остались вдвоем.

— Завтра утром в общей квартире будет вывешен список с указанием номеров телефонов и имен проживающих в каждой квартире, — объявил я и посмотрел на Юрия.

Тот с готовностью кивнул.

— Засим отпускаю всех до завтрашнего утра. Завтра в девять часов жду вас здесь же. Мы завершим юридические формальности, после чего я расскажу о том, как будет проходить наша работа, потом вы получите первое задание.

— Опять Горького читать заставите?

В голосе Марины звучала неприкрытая скука.

— Завтра узнаете. Но повторяю еще раз: вас никто не заставляет. Двери открыты всегда. Не нравится, скучно, надоело — милости прошу на выход, — отрезал я.

Сотрудники и мы с Назаром приехали в поселок на день раньше участников и заняли те же квартиры, в которых жили месяц назад. Ребята, которых привозили с вокзала и из аэропорта, тоже сгружали свои вещи в квартиры кураторов. Теперь мне слышны были звуки топающих ног и хлопающих на разных этажах дверей: шло великое переселение народов. Ни одному человеку не повезло вытащить жребий на ту же квартиру, где он уже жил, пообвыкся и после приезда успел разложить свои пожитки.

Я рассеянно бродил по своим «апартаментам», цепляя глазами то шкаф, то книжные полки, на которых не было моих любимых книг, то стены, на которых не висели мои любимые картины, то стол, на краю которого стояла не моя любимая чашка, а какая-то другая, и не понимал, почему мне так хорошо, так спокойно среди всех этих чужих, не мной выбранных и не нравящихся мне предметов. Я всегда ценил и берег воспоминания, связанные с вещами: вот это мне подарил на шестидесятилетие такой-то человек, и мне приятно об этом вспомнить; вот эту картину я купил в галерее в Мадриде и радовался ее изысканной красоте; вот эту безделушку я приобрел в память о двух неделях, проведенных в Норвегии, когда мигрень пощадила меня, и ни один день не был испорчен невозможностью любоваться фьордами; вот эту книгу мне подарил известный ученый-физик из России, сказавший, что ни с одним переводчиком ему не было так легко и приятно работать, как со мной… Все, что окружало меня в моем домике в Голландии, было либо выбрано мной лично и соответствовало моему вкусу, либо подарено мне с самыми теплыми и искренними чувствами. И до недавнего времени я был убежден, что могу существовать только в окружении этих вещей. А вот теперь, прожив сперва месяц в совершенно чужом для меня доме Назара, потом переехав сюда, я с удивлением и недоверием обнаруживал, что вне моей привычной обстановки мне почему-то легче.