Тимур Пулатов - Жизнеописание строптивого бухарца. Роман, повести, рассказы

прошептал Душан, засыпая.

А следующий день, несмотря на то, что Душана мучила изжога, прошел так быстро, что мальчик раньше всех выбежал из умывальной и лег, ожидая дежурную воспитательницу. И не очень удивился, когда увидел, что ею оказалась та самая женщина, рядом с которой, непринужденно болтая, стоял Пай–Хамбаров. Ведь в его словах: «Если будет болеть, скажешь завтра воспитательнице», сказанных вчера ночью, он уловил оттенок и чего–то личного, близости этих двух взрослых, словно хотел Пай–Хамбаров сказать: «Не волнуйся, она сделает тебе хорошо, я ее знаю…» — и уже тогда подумал Душан, что, наверное, дежурить будет она.

Едва воспитательница вошла в спальную, как поднялся шум, запрыгали вокруг нее мальчики, хватая ее за руки, суетясь и обнимая дежурную, а она, медлительная, располневшая, простодушная, поправляла по–хозяйски одеяла, журя незло за беспорядок, спросила:

— Кто у нас новичок?

Душан не сразу понял вопрос, подумал еще с утра, что новичком бывают, наверное, лишь первый день, потом же он на равных со всеми, невыделяем.

— Он новичок! Душан! — показали на него со всех сторон, но не укоряя, как вчера, а весело, играючи, словно теперь это было просто безобидной шуткой.

— Зови меня: тетушка Бибисара, — сказала воспитательница подчеркнуто, будто уверенная, что с первого раза новичок не запомнит. — Как твоя нога?

— Спасибо, хорошо…

— «Спасибо, хорошо» — вдруг мило и незло передразнила его тетушка. — О, ты хорошо воспитан! Сразу видно, что бухарец… Если хочешь, ложись, я посмотрю ногу…

— Нет, не болит, — сказал Душан, боясь, что как только станет он показывать ей ушиб, вся спальня сбежится смотреть, будут толкаться, продолжая подшучивать.

— И не будет болеть, — убежденно, словно заранее все знала и предвидела, сказала тетушка Бибисара, — ты мальчик терпеливый. Спи. Завтра день хлопотный. Поедем колхоз смотреть… — И в том, как она себя назвала, и в этой манере объяснять было что–то близкое Душану, трогательное, и он почувствовал себя легко с тетушкой Бибисарой, хотя и не решался, как другие, обнимать ее и гладить по руке.

«Из–за этого я кажусь ей недобрым», — только и подумал Душан.

Как только тетушка Бибисара ушла, стало тихо, но не так тревожно, как вчера, должно быть, все были спокойны, зная, что тетушка очень чуткая, не пустит к ним старшеклассников с горящими жгутами.

— Ты сегодня стал лучше говорить, — шепнул Душан Аппаку, — за ночь немного исправилась твоя картавость…

Аппак не понял, о чем это он, шепнул в ответ:

— Не засыпай… — И приподнялся, чтобы посмотреть, все ли уснули: — Камин Подкидыш спит, Истам храпит, Шамиль Штаны… Ты почему ворочаешься, Мордехай?

Мордехай, полусонный, посмотрел на Аппака, сказал:

— У червяка нет шипов, но если наступить на него, то все равно закричишь. Отчего так?

— Трус ты! — ответил ему Аппак и, потянувшись к постели Душана, обнял его и шепнул: — Бинокль этот Мордехай. — Он не мог подобрать слов, чтобы объяснить. — Трепло. Язык длинный и уши…

— Зачем ты так? Злишься… — удивился Душан.

— Глаза у него нечистые. Доносит воспитателям о нас…

— Мы ведь ничего дурного не делаем… У Мордехая живот болел, про ящериц говорил. Должно быть, боится их, — зевая и расслабляясь, проговорил Душан.

— Ничего ты не знаешь… Меня старшеклассник спрашивает: «У вас есть трепачи, мы им в коридоре темную устроим…» Я сейчас лежал и думал об этом. Мордехай или нет? — Аппак снова лег и с обидой, будто уличили его в чем–то недозволенном, сказал: — Ты многого не понимаешь… не созрел еще.

Но Душан уже не слушал его, а когда проснулся, разбуженный Аппаком, подумал, что тот короткий сон, который он успел увидеть, был вовсе не сном, а продолжением разговора о Мордехае, потому удивился и не понял Аппака, сказавшего:

— Проснись, они уже начали…

— Я ведь не спал, о чем ты? — ответил Душан, думая, что Аппак его разыгрывает, потом встал с трудом и пошел за ним к боковой двери.

— Ложись. — Аппак, тяжело дыша от волнения, растянулся возле порога и, показывая на маленькую светлую точку в двери, шепнул: — Смотри сюда…

Душан посмотрел правым глазом, но ничего не увидел, левый же глаз попал в точку, свет расширился, открывая пространство комнаты, где сидели друг против друга, боком к двери Пай–Хамбаров и тетушка Бибисара.

Душан от неожиданности отпрянул назад и хотел было уже бежать в постель, но Аппак держал его за плечи, повторяя: