Тимур Пулатов - Жизнеописание строптивого бухарца. Роман, повести, рассказы

«Однажды Юсуф возвращался зимой из магазина, и захотелось ему по–маленькому. Сказал брату: «Подержи мою сумку, я сейчас». Ветер дул со снегом, он решил — за угол дома, побежал туда, расстегиваясь, и вдруг — провалился в яму. Брат ждал его, замерз и стал искать, потому что не видел он, как Юсуф провалился, доставал из сумки его горячий хлеб…»

«Однажды Юсуфа лизнул во сне жук–теленок. Он проснулся весь опухший, глаз не видно, ходит по дому и плачет, говорит родным: «Вы не видели Юсуфа? Юсуф потерялся…»

Все это в действительности произошло с ним, история с монетой, зажатой в кулак, с ямой, покрытой снегом, и с неузнанным лицом, и многое другое, над чем он теперь иронизировал, желая стряхнуть с себя, как ненужный и тягостный опыт, а Юсуфом он называл себя для того, чтобы вокруг не видели, как подражает он Амону. Пытается ходить легко и первым начинать разговор с девочками и говорить быстро, уверенно, но получается так неестественно–комично, что кругом смеются добродушно над маленьким имамом, и ему приходится в смущении спасаться бегством в объятия бабушки с ее тихой, успокаивающей песней:

Вот как по–разному относятся к прожитому. Он — иронически от полноты жизни и ощущения будущего, еще долгого и кажущегося от детской непосредственности и наивности таким легким и желанным, бабушка, которая все это прошла, теряя лучшее, «не помня, не умея, не зная» — с грустью. Только раз в тревоге мелькнуло у Душана: интересно, что станется с прожитым в этом втором возрасте, который пустил его к себе, в возрасте мужества, и что будет с ним в третьем возрасте ремесла, и как отзовется это сильное и волнующее чувство, которое пришло к нему в день, когда готовились они с Амоном к поездке в деревню, столь желанную, что не успел он даже тепло, по–родственному попрощаться с домашними. Забыл разбудить бабушку, а она ведь так просила, когда, волнуясь, вместе с ними ждала машину, но не выдержала и уснула, как всегда, в полдень в летней комнате, шепнув Душану: «Я сейчас, я ненадолго». Он глянул на белое и спокойное лицо с капельками пота вокруг глаз, хотел все же разбудить, но потом подумал, как долго она будет целовать его — ведь мальчик впервые уезжал так далеко от дома, — не стал, выбежал к воротам.

Он ждал, что вот сейчас, из окна машины, проследит наконец за всей длиной той большой улицы, куда выходил их коридор, поедет затем и по другим улицам и всему городу — удивительное зрелище незнакомых мест и людей, которые — странно — не знают, куда едут братья; знакомый мальчик прижмется к жаркой белой стене, чтобы машина не задела его, глянет на их радостные лица, и догадается, и долго потом будет с завистью смотреть на братьев, которых увозят из духоты тесных переулков на простор, к деревьям, цветам и бабочкам. Но ничего такого не было, машина проехала немного по большой улице, затем неожиданно повернула направо, и братья увидели знакомый пустырь, закричали мальчикам под тутами, но те — жаль — не услышали, и машина вся в пыли выехала на дорогу, и здесь Душан с удивлением понял, что город кончился, а дом их еще совсем близко. Это открытие смутило его, и он опустил голову, чтобы подумать об увиденном, но деревенский дед толкнул его в бок и захохотал, довольный тем, что машина не прыгает больше на камнях улицы, не наклоняется с боку на бок в тесноте между стенами, а едет прямо и ровно.

Дед обнимал братьев, хлопал их по плечам и все спрашивал Душана:

— Ты ведь и вправду первый раз к нам едешь?

И сам же удивлялся и никак не мот поверить, что первый, смотрел строго на мальчика, будто хотел уличить во лжи, обнимал, словно жалел: — Вот времена, вот жизнь, теперь и родственники ездят друг к другу раз в сто лет. — И почему–то смеялся до слез над этим прискорбием, и Душан, глядя на него, подумал, что ворчит он и жалеет ушедшее свое «старое доброе время» совсем не как бабушка, разбавляет горечь и иронию восторгом и весельем. — В наше время никто и слова такого не знал — алимент! — Вынимал из одного и другого кармана какие–то бумаги, видно, ходил в скучную городскую контору и поэтому заехал за братьями так поздно. — Ничего, мы тоже кое–что знаем, кое–где были. Пришлось даже в свое время потолкаться в приличном обществе в поисках подруги жизни. — И удивление, которое он вынес из этого общества: — Молодые люди, знайте: женщины приличного общества так любезны, что не поймешь — приглашают ли тебя к любовному порханию или же просто так воспитаны и ничего такого не думают…