Владимир Алексеев - Пьяное лето [сборник]

– Брысь! – снова услышал я, как удар хлыста, слово, исходящее из приоткрывшего рта хозяина.

Мое настроение было испорчено. Спрыгнув со стола, я уныло побрел на кухню, где, еще раз полакав из блюдца молока и немного отщипнув от куриной ножки, отошел в сторону к кухонному столу и, развалившись на мягком тюфячке под столом, заснул.

Разумеется, во сне мне снились мыши и, разумеется, мне снился мой хозяин. Он ловил руками мышей и удовлетворенно смеялся.

«Ты партейный, а я беспартейный», – говорил он и выпускал мышей на волю.

Я всем сердцем негодовал на такое поведение хозяина. Но что я мог поделать: во сне я не мог пошевелить даже лапой.

«Как вкусны, как жирны бывают иногда по зиме мыши», – думал я, и, разумеется, ничего не говорил. Как известно, коты во сне никогда ничего не говорят.

Мой хозяин вступил в партию за несколько лет до вступления на должность генсека нашего последнего державного и коммунистического лидера. Он вступил в партию от бедности и оттого, чтобы сделать хоть какую-нибудь карьеру. И, разумеется, сделал. И, разумеется, слегка «поднялся».

Раньше он с женой жили в одной комнате. А после вступления в партию хозяин получил на двоих с женой двухкомнатную квартиру. Раньше он перебивался с хлеба на квас, ходил пешком и ездил в автобусе, а теперь стал брать такси и вскоре купил себе машину. Раньше он напивался в одиночестве, время от времени запевая свою любимую песню: «Снегопад, снегопад, если женщина просит». А теперь к нему стали заваливать шумной компанией гости, и он уже не пел своей любимой песни, а вместо него пели магнитофон или цветной телевизор. А если он и сам пел, то уже пел с гостями, пока гости не напивались и не разбредались поздно ночью по домам, что обычно они делали долго и шумно, и нередко со скандалом и дракой.

Однажды я видел, как весьма подгулявшая и сильно охмелевшая жена одного приятеля хозяина, сняв с ноги туфель, стала бить им по голове мужа, при этом говоря нечто следующее:

– Ты в этот месяц мне принес только полмиллиона, а мне надо миллион.

На это незадачливый супруг, свесив голову, только угрюмо сопел носом и молчал.

Потеревшись о ее ноги, я с опаской посмотрел на туфель, а вернее на его каблук, и поспешил поскорее удалиться на кухню. Видит Бог, в этот момент я никому не желал подобной супружеской жизни.

Иногда, чаще всего в то самое время, когда жена хозяина жила в доме отдыха, мой хозяин приводил к себе в дом то одну, то другую женщину. При этом он имел обыкновение запираться с женщиной наедине.

– Брысь! – говорил он, грозя мне пальцем. – Пошел вон! Знай свое место! Тот, кто не знает своего места, долго не живет.

И все же однажды я тайно залез на шкаф и пронаблюдал, чем занимается мой хозяин.

Боже мой, какой позор! Мой хозяин занимался тем, чем занимаются коты всего мира. А кроме того, он изменял своей жене. Я было хотел выразить ему свое неудовольствие и спрыгнуть со шкафа. Но потом подумал, что этим могу вызвать сильный гнев хозяина. И я решил спрыгнуть тогда, когда хозяин пойдет провожать свою очередную подругу.

Надо сказать, ждать мне пришлось очень долго, и я тихо заснул.

«Ты партейный, а я беспартейный», – думал я. Мне снились тигры и львы, и я, разумеется, храбро с ними сражался. Что и говорить, я всегда отличаюсь во сне храбростью.

Проснувшись, я попил немного под раковиной молока. И, полизав себе со всех сторон бока, спокойно посидел и прислушался.

Надо сказать, я ничего особенного не услышал. Где-то в кране капала вода, а за ночным окном слышен был шум редко проходивших мимо дома машин. Я подумал, что в стылую зимнюю ночь на улице бывает несладко даже и коту. И я отправился с кухни в комнату к моему хозяину и увидел полоску света из его комнаты. Эта полоска света, я знал, была от настольной лампы.

Мой хозяин работал. Мой хозяин, склонившись над столом, работал, и рука его так и бежала по белой бумаге, так и скользила, оставляя на бумаге длинные следы, которые и образовывали слова.

«Ротаретил» – вспомнил я прочитанное мной слово, и лениво зевнув, выгнул спину и, слегка прогнувшись, опять сел, и стал неподвижно смотреть со стороны на моего хозяина. Я любил, сидя, издали смотреть на моего хозяина, как он, склонившись над столом, работает.

– Вот, – иногда, обратив на меня внимание, говорил он с улыбкой виноватого с похмелья человека, – надо сегодня успеть статью добить.

– Тебе-то хорошо, – иногда говорил он в благодушные минуты, отрываясь от стола и даже прогуливаясь по комнате взад-вперед, и слегка потягиваясь, – тебе-то хорошо, а вот каково мне?