Вероника Кунгурцева - Киномеханика

— Разве я в гостях? — холодно спросил Марат, выпрямился и с силой провел ладонями от висков к затылку.

— Ну, видимо, раз я здесь живу и ты умываешься на моих грядках. — Голос мужчины, как бы минуя губы, хоть они и размыкались, рокотал прямо из горла, и оттого смысл его слов казался вдвойне убедительным. Он мог бы сконфузить и менее опытного, чем Марат, человека. Так, видимо, обстояло дело и с Тоней, иначе зачем ей было ухаживать за чужим огородом?

— Во-первых, я поливаю ваши грядки, — поправил старика Марат, — а заодно привожу себя в порядок. Лишь потому одновременно, что мне предстоит срочное ответственное дело, на которое я вынужден буду отправиться сразу, как только Антонина приведет в порядок мою одежду, независимо от того, окончу я к этому моменту полив или нет. От мыла я, конечно, не откажусь, это будет любезно с вашей стороны, хотя намылюсь я или нет, это не может ни повлиять, ни отсрочить мои планы.

— Только перевесь шланг подальше, — миролюбиво сказал старик, протягивая ему мыльницу. Он сжимал ее в своей необъятной ладони вместе с рябым теплым квадратиком хозяйственного мыла.

— Знаете, — сказал Марат, и не подумав выполнить просьбу, — по некоторым лежащим на поверхности признакам можно заключить, что вы ветеран войны, и если вы служили всё-таки ближе к фронту, чем к тылу, то у вас случались ситуации, когда вам было не до полей и огородов, оказавшихся на вашем боевом пути, даже если вы видели, что какой-нибудь урожай вот-вот сгорит от засухи. Когда не знаешь, как сохранить людей, не думаешь о спасении овощей. И мне сейчас предстоит в некотором роде боевая операция. Я вынужден распутывать узел, завязанный другими людьми, без всякого моего участия. Просто оказался среди случайных свидетелей. Их было много, но то, что этот узел затянется на чьей-то шее, а потом еще потянет за собой других, понял я один — и теперь мне приходится им заниматься просто потому, что больше некому. Все уткнулись в свои занятия: кто делает девушкам пикантные сюрпризы, кто рисует афиши, кто продает билеты в кино, кто отрывает от них корешки, кто за огородом ухаживает, а кому и вообще всё трын-трава.

Марату внезапно захотелось выплеснуть раздражение на этого малохольного Адикова отца, лелеющего свои томаты и не чувствующего, какую брешь пробил его сынок в размеренном течении курортной жизни. Образовавшаяся воронка, где события, цепляясь одно за другое, от краев к центру закручивались всё быстрее и головокружительнее, могла поглотить и самого Адика. Но старик отстраняющим жестом показал, что, как ни прозрачен намек, понимать он его не согласен.

— Я служил во времена культа личности, — прохрипел он, — а доживаю при культе тепличности. И тогда, и сейчас я стараюсь заниматься не тем, чем вздумается, а чем надо. Раньше требовалось одно, теперь — иное. Когда живешь в теплице, твоя обязанность — следить за соотношением влаги и солнца. От избыточного полива помидоры трескаются, а между тем ты уже вылил не меньше двух ведер под один корень. — С этими словами дядя Коля сам протянул руку и перенацелил водяную струю под следующий корень. — Вот ты сейчас идешь на какую-то сложную и — готов поверить — опасную операцию, но я готов еще биться об заклад, что вся его сложность появилась на ровном месте и высосана кем-то из пальца по принципу: создадим себе трудности, чтобы было с чем бороться, а если не хватит сил, позовем на помощь — авось какой-нибудь простак, вроде тебя, откликнется. Лично я сыт по горло искусственными узлами и петлями, которые люди вяжут себе и друг другу от скуки, от пресыщенности, от изнеженности, потому что на самом деле сейчас всё необходимое, и даже больше, для жизни имеется. Не знаю, что за охота пристала тебе выручать жертв культа тепличности и подстилать соломку, чтобы они не падали в грязь лицом, — сам-то ты по виду не неженка, — а только на правах хозяина этого сарая хочу прямо сказать: для того я в нём и укрылся, чтобы не знать ни планов, ни подробностей такого рода операций.

— Тем лучше, — сказал Марат, заканчивая мыться. — Дважды мне повторять не надо. Значит, на вашу помощь я не рассчитываю. Только не говорите потом, что вас не предупреждали.

— Смотри-ка: он мне угрожает! — фыркнул старик, роясь в каком-то ящике, и вслед за этими словами выкинул Марату из полутьмы сарая пару ношеных шлепанцев на полустертой слоеной подошве. В Сибири Марат изредка видел такие в городских банях. На ногах эти так называемые «вьетнамки» держались всего лишь посредством тонкой резиновой петли, в которую продевались пальцы. Трудно было представить обувь проще, долговечнее и дешевле. Главное — ничто не делало тут своим так, как эта мелочь. Ее носили все, и Марат с трудом подавил желание немедленно в нее обуться. Он опустил руку в карман, собрав монеты в горсть. Их осталось ничтожно мало — значит, тем более он не мог рисковать этим запасом ради удобства.