Владимир Шаров - Царство Агамемнона

Просто он, Жужгов, хотел сделать всё по закону, объявить обоим – и гражданину Михаилу Романову и Джонсону, – что именем трудового народа они как злокозненные угнетатели и эксплуататоры рабочего человека приговариваются к расстрелу, но сдуру ввязался в бессмысленную перепалку. Больше того, хитрый англичанин так поставил вопрос, что ему, Жужгову, пришлось юлить, врать, чем он тоже недоволен. В общем, Жужгов понимает, что так и так торжественность пропала, ее нет и не будет, чтобы прекратить базар, он вынимает из кобуры наган и всаживает в Джонсона несколько пуль. Лорд падает на землю и, пару раз дернувшись, затихает.

Теперь очередь великого князя. Собственно, Джонсон и не был им нужен, его пришлось убить просто за компанию и чтобы спрятать концы в воду. Мясников, правда, про Джонсона тоже упомянул, сказал, что Михаил Романов его от себя и на шаг не отпускает. Англичанин человек умный, преданный, если и сейчас Михаил скажет, что без него не поедет, не спорьте, в лесу застрелите обоих. В общем, хорошо или плохо с Джонсоном Жужгов разобрался, но не в Джонсоне суть, давно пора, пока не хватились, сделать то, зачем их послали, и ехать назад в Мотовилиху. Доложить Мясникову – он ждет, дальше на конюшню распрячь лошадей, экипажи в каретную и по домам.

Но с Михаилом всё сразу не задается. Сначала они, даже не поднимая револьверов, смотрят, как он, стоя на коленях, гладит по лицу убитого Джонсона, будто баба плачет и причитает: “Что же вы, братушки? Зачем вы его? Он же хороший, этот англичанин, и вам ничего плохого не сделал, – и снова: – что ж, что англичанин, а человек хороший, и не один он: у него жена, дети, две девочки, одной три годика, другой пять. Эмма и Клара, как они без него?”

Пока он жалуется, убивать его рука не поднимается, и они ждут, терпеливо ждут, когда Михаил оставит своего камердинера, поднимется с колен. Хотя, спрашивается, зачем, если они с этим Джонсоном так любили друг друга, не положить одного на другого, и дело с концом. Может, Михаилу того и надо.

Наконец, убедившись, что Джонсон мертв, его не вернешь, князь Михаил поднимается. Они впятером стоят полукругом, и все готовы, но стрелять первому никому не охота: чего мараться, брать на себя лишнюю кровь? В общем они ждут, что и Михаила сделает Жужгов. Не только по Джонсону, они давно знают, что Жужгов легко стреляет в людей, а в классовых врагов даже с радостью. Жужгов понимает, что́ именно они думают, и в принципе ему нетрудно убить Михаила, он считает, что это будет и правильно и справедливо, потому что, какую бы бумагу ни подписывал глава Совнаркома Ленин, любому ясно, что Михаил из наиглавнейших классовых врагов, тут прав не Ленин, а Мясников; Михаил еще и очень опасен, если белым удастся его заполучить, Гражданская война затянется надолго.

То есть, убить Михаила правильно, тут вопросов нет, но неправильно другое. Почему на дело поехали впятером, а всю грязную работу должен делать он, Жужгов? Выходит не по-пролетарски, не по-товарищески. Главное, так не в первый раз. Короче, он хоть и не опускает свой револьвер, но и не стреляет, ждет, как бы говорит остальным, что один труп на нем, второй же они должны взять на себя. Кто из них выстрелит первым, Жужгову без разницы, пускай разбираются сами, но Мясников поручил Михаила всем пятерым, они на это согласились, можно сказать, добровольно вызвались, чего теперь из себя целок строить?

Между тем, пока они между собой переговариваются, ветер усилился и фонари буквально ходят ходуном. Круги света то чин чином следуют друг за другом, то вдруг сталкиваются между собой, и в возникшей мешанине огромные вековые ели сначала, словно примерные воспитанницы благородного пансиона, разом склоняются направо, туда же, направо ведут хоровод. Дальше всем скопом перекладываются и идут уже налево.

Когда же фонари, раскачиваясь, кругами света бьются друг о друга, эти самые ели в мгновение ока могут собраться в исполинский, упирающийся в небо чум, на самом горле перетянутый мохнатыми ветками, и без зазора, а то будто никакого чума нет и никогда не было. По лесу же недавно прошел смерч, с корнем повырывал из земли деревья, взгромоздив их друг на друга, устроил настоящий бурелом. Теперь здесь и пешему путнику не пробраться, что же до кареты с впряженными лошадьми, то надеяться нечего. И опять медленный кроткий хоровод.

Не то чтобы круги света так занимали красноармейцев, у них дело поважнее, но они признаю́т, что во всем этом есть и сила, и мощь, оттого, когда на поляну откуда-то из-за карет выскакивает ошалевший от света заяц и начинается суета, они недовольны. Чтобы вспугнуть зверька, загнать его обратно в лес, первый направляет на него револьвер Масленников. Расстреливает всю обойму, но без толку.