Жужа Тури - Под одной крышей

— Я, признаться, не знаю, — сказала Мари и, засмеявшись, поднесла руку ко рту. Она уже не ощущала той общности судеб, сознание которой вчера поистине растрогало ее. Сравнивая свои девичьи чистые и искренние, глубоко затаенные чувства с той бурей страстей, которую порождает вокруг себя Мали, она все больше убеждалась в том, что между ними лежит глубокая пропасть… Надо же, Мали называет соломенным вдовством глубокое одиночество, в котором она живет без Винце. Мали веселая, красивая женщина, не удивительно, что она имеет успех у мужчин, но что касается ее, Мари, то она не хотела бы иметь успех у таких вот шведских дельцов. При этой мысли она опять невольно улыбнулась, а Мали продолжала рассказывать:

— Вы слишком худая, Маришка, вам трудно живется? Я столько привезла с собой, что и за две недели не съем, охотно поделюсь с вами. — Мари наотрез отказалась. — Полно, не упрямьтесь. Вы помогаете мне, я вам. А теперь еще эта собака — ну, Жига, прощайся с Маришкой, пойдем спать. — Уже в дверях она спросила: — Да, вы сказали, что завтра утром уйдете?

— Уйду, в Андялфёльд.

— Ну хорошо, тогда загляните ко мне в полдень.

Жига стал прощаться, поскреб передними лапками по ее подушке и, когда баронесса схватила щенка за шиворот и подняла вверх, жалобно взвизгнул, поворачивая мордочку в сторону Мари. Затем дверь захлопнулась, в комнате воцарилась тишина. Проникнувший в окно лунный свет достиг кровати, осветил исхудавшее, бледное лицо Мари, расплылся по стене. Мари в полудремоте ворочалась с боку на бок. Что-то давило ей грудь, возможно яркий свет, но стоило ей закрыть глаза, как платиновый свет приобретал форму приплюснутого круга, обладающего голосом и страшной силой. Потом лунный свет, как привидение с наступлением рассвета, исчез, и Мари уснула.

Неподалеку от площади Мира она, не зная, куда идти дальше, остановилась. На улице Лехел Мари обращалась к нескольким женщинам. Одна из них, не выслушав ее до конца, бросила на ходу «я не здешняя»; другая подробно расспросила, какую фабрику она ищет, что на ней производят, и направила Мари на площадь Мира: там, мол, покажут; третья недоуменно пожала плечами, но тоже посоветовала идти на площадь Мира.

Постояв на площади, она решила перейти на противоположную сторону. В конце широкого переулка Мари увидела два стоявших один против другого заводских здания: ограда была разрушена, здания зияли пустыми глазницами окон, казались заброшенными, вокруг них образовались пустыри. Там не было никаких признаков жизни, и только какой-то старик бродил среди развалин, изредка нагибался, что-то поднимал и совал в заплатанный мешок.

Мари, сделав несколько неуверенных шагов, остановилась у фонарного столба. Рядом молодой человек скручивал из клочка газеты козью ножку. Мари прошла мимо него раз, другой, третий. Наконец он спросил:

— Не меня ли ищете?

Мари улыбнулась, тряхнула головой и торопливо пошла прочь, но молодой человек громко, чтобы она услышала, крикнул:

— Я же вижу, вы кого-то ищете!

Мари остановилась и так же громко ответила:

— Фабрику! — И, подойдя поближе, скороговоркой выпалила все, что столько раз повторяла про себя, шагая по улице Лехел.

— Текстильную фабрику с каким-то немецким названием, там не меньше пятидесяти ткацких станков, говорят, что все они уже работают.

— Это, наверно, «Братья Шумахеры», — сказал молодой человек, выпуская густой клуб дыма. — Тогда жмите, сударыня, дальше, четвертый переулок отсюда, там свернете налево, выйдете на небольшую площадь, увидите двухэтажное здание, но работает фабрика или нет, не знаю.

— Там скажут… Спасибо.

И она устремилась вперед, а молодой человек крикнул ей вслед:

— На обратном пути еще застанете меня здесь!

Она отсчитывала переулки и про себя повторяла: «Шумахеры, Шумахеры». На маленькой площади опять увидела два заводских здания, они тоже стояли один против другого. Вокруг двухэтажного уцелела ограда, но там, где были ворота, высились груды щебня. Две женщины вышли на улицу, ступая прямо по щебню, затем наполнили им корытообразные носилки. Кажется, что их обсыпали красной мукой: платки на голове, фартуки, лица и даже веки — все было желто-красного цвета. Мари стояла в стороне, а когда женщины с носилками повернули назад, спросила:

— Извините, вы случайно не знаете, здесь берут на работу?

Женщина, которая шла позади, обернулась.

— Ступайте в фабком.

Напарница нетерпеливо одернула ее: