Жужа Тури - Под одной крышей

Наверно, из груди ее вырвался стон, может быть более громкий, чем прежде, так как послышались быстро семенящие, легкие шаги, едва касавшиеся пола, и к ее недвижимой руке прижался прохладный влажный нос. Мари дала волю слезам. Громко всхлипывая, она гладила Жигу по голове. В эту страшную ночь ей представилось, что жизнь ее сломана, потерпела катастрофу, и единственное, что у нее осталось в жизни, — это собака, гладкошерстная такса…

Первой открытку Юли прочитала Луйза и, когда Мари вошла в дворницкую, молча подала ей. Юли, помня о своем обещании, писала:

«Дорогая Маришка, надеюсь, вы не забыли Юлишку с фабрики Шумахеров. Выполняя свое обещание, сообщаю, что на шелкоткацкой фабрике «Хунния» принимают рабочих, поскольку она уже работает. Обратитесь прямо к начальнику цеха Йожефу Тенцеру, я говорила с ним о вас, он мой старый знакомый, обязательно примет. Сама я не могу, Яни не пускает. Всего вам наилучшего, дорогая Маришка.

Мари с трудом разбирала почерк, но, когда прочитала до конца, лицо ее просияло, и, размахивая открыткой, она обратилась к Луйзе.

— Ты читала?

— Прочла, ведь это открытка.

— Конечно, не секрет! — Она улыбалась и была в каком-то взволнованно-приподнятом состоянии. — Что ты скажешь на это, Луйза?

— Что скажу? Сама решай.

— Надо посоветоваться с Юци Пинтер. — Она стояла в нерешительности, словно ожидая от Луйзы окончательного решения этого сложного вопроса.

— Что ж, посоветуйся, — сказала Луйза и, прищурившись, пристально посмотрела в глаза сестре.

Мари побежала на третий этаж и через несколько минут снова была в дворницкой.

— Все в порядке! — выпалила она. — Юци Пинтер очень расстроилась, да и мне самой жаль расставаться с ней, но главное, конечно, это то, чтобы я… чтобы у меня была настоящая профессия. Я хочу встретить Винце совсем другой, не такой серой и глупой, какой была, когда он познакомился со мной…

Луйза облегченно вздохнула и перебила сестру:

— Хватит, все ясно. Когда пойдешь?

— Завтра же.

Небольшая фабрика «Хунния», помимо главного, занимала несколько подсобных корпусов. На фасаде маленького домика из красного кирпича у ворот, похожего на будку железнодорожного обходчика, висела вывеска с надписью: «Проходная». По обе стороны двери на стенах были прибиты доски с ячейками, на каждой из них — номер и фамилия. Худощавый человечек в берете, преградивший путь Мари, напомнил ей чем-то хорька.

— Вы к кому? — строго спросил он.

— К начальнику цеха товарищу Тенцеру, — ответила Мари и, чтобы усмирить готовое выпрыгнуть из груди сердце, подняла голову и взглянула на хорька.

— В рабочее время нельзя! — Вахтер указал рукой на улицу. — Товарищ Тенцер освободится в два часа, — слово «товарищ» он произнес с нарочитой издевкой, — вот тогда и поговорите с ним. — Вдруг он вскинул брови и крикнул удалявшейся Мари: — Эй, куда же вы?

— Разве начальник цеха Тенцер не пришел еще?

— Пришел или не пришел, вас это не касается, дорогая. Можете подождать его на улице. — Он сделал шаг к Мари, словно собираясь выпроводить ее за дверь, но Мари дала ему отпор. Слишком много позволяет себе этот хорек! Кто пришел сюда, чтобы поступить на работу, того нельзя так бесцеремонно выпроваживать на улицу, как какого-то попрошайку.

Проходная соединялась узким крытым проходом, тянувшимся вдоль ограды, со следующим одноэтажным зданием, где висела вывеска: «Приемная». Мари с чуть замет-вой дрожью в ногах, но решительно направилась в ту сторону. Вахтер, оторопев, проводил ее взглядом до длинной скамьи, на которой она уселась, положив рядом плетеную сумку.

— А как товарищ Тенцер узнает, что я жду его здесь? — спросила она у человечка, чтобы лишний раз подтвердить свое моральное превосходство.

— Ему объявят по радио, — съязвил вахтер и, повернувшись на каблуках, ушел на свой пост.

Мрачные, тревожные мысли одолевали Мари. Ей казалось, что человечек в берете не оставит ее в покое, а подойдет и опять начнет приставать к ней. Но мало-помалу она забыла о нем и принялась рассматривать двор. Почему-то представление о фабрике у нее сложилось совсем не таким. Ей казалось, что уже у ворот человека оглушат оживленные голоса, стук молотков, грохот, шум машин, беготня множества людей и гора ящиков.

Проходную и главный корпус разделяет довольно большая площадка, узенькие дорожки, утрамбованные щебнем, из-под которого кое-где пробивается трава, чахлые цветочки. Справа и слева от главного корпуса стоят приземистые, похожие на склады здания; изредка между ними промелькнет человеческая фигура в комбинезоне; сквозь огромные, растрескавшиеся стекла окон из главного корпуса доносится монотонный, рокочущий шум. Но нигде — и это особенно ее поразило — не видно разрушенных, поврежденных стен.