Евгения Некрасова - Калечина-Малечина

Потом Катя лежала солдатиком на ковре, а Кикимора хватала её за ноги и переворачивала ногами то к окну, то к выходу, то к окну, то к выходу. Невыросшая обливалась смехом, и созданьице тоже подхихикивало и говорило «Га!», «Гэ!» или «Хе!». Когда Кикимора утомилась и села поправлять перекрутившиеся тряпочки, Катя рассмотрела созданьице и решила, что оно выглядит не очень. Многотряпочный наряд с привязанными предметами совсем пропитался пылью и походил на вскрытый пылесосный мешок. Кикиморская морда, невыспанная, с сине-жёлтыми складчатыми мешками под глазами и седым пухом, сделалась за сегодняшний день ещё старушечье, то есть морщинистее. А главное, из-под двух или трёх (толком не сосчитаешь) платков некрасиво выбивались и торчали серебристые паутинистые пряди.

— Ты очень неопрятная. Так нехорошо, ты же девочка. Давай я тебя причешу, — это как можно вежливей предложила Катя.

Созданьице вдруг сделало глазища с тазики, зашипело, подскочило на задние лапы и убежало в сторону кухни. Катя поднялась, отправилась за ней, по дороге сунулась в ванную, забрала из стакана свою расчёску. Заодно проверила в ванной, и под ванной, и на шторкином карнизе, и верёвочках. Кикиморы не находилось. Катя зашла на кухню, осмотрелась. Созданьица не виднелось, но невыросшая чувствовала, что она здесь.

— Не придумывай! Это не так больно. Я вот терплю каждый день, и ничего, живая, — это Катя сказала, забравшись в угол за холодильником и просматривая насквозь спинной ряд всей техники и мебели. У решётчатого тыла плиты просмотр загораживала скрючившаяся детская фигура.

— Я очень аккуратно, правда-правда. Я теперь, кажется, научилась, как быть аккуратной… — это уже сама себе говорила Катя.

Они чуть-чуть посидели в бережной тишине. Катя услышала, как плита, а затем холодильник поочерёдно зазвучали струнными инструментами — это вылезала Кикимора. Невыросшая поставила созданьицу табурет перед окном и постелила на него подушечку. Кикимора забралась, наклонила голову вбок и посмотрела себе на колени, где послушно лежали старушечьи пальцы в морщинах и колотушках.

— Голову прямо, — очень по-выросшему сказала Катя.

Кикимора подняла голову и закрыла складками век глаза. Катя обошла созданьице спереди, развязала и сняла первый платок в больших красных маках, в котором узнала наволочку из маминых бельевых запасов (у мамы было много бельевых запасов, она говорила — приданое). Развязала и сняла второй платок — кусок материи в меленький синий цветок, его Катя не узнала. Развязала и сняла третий платок — прохудившийся и выцветший льняной лоскут, — его невыросшая не узнала тем более. При виде непокрытой кикиморской головы Катя удивлённо выдохнула, и так громко, что созданьице вздрогнуло и открыло глаза.

— Ого! Это у тебя такое… Как оно называется… Мелирование что ли? — это восхищённо воскликнула невыросшая. — Посмотри!

Катя ткнула расчёской в сторону окна. Кикимора непонятливо поглядела туда. На улице сделалось совсем темно — в чёрном гладком стекле отражалась Катя у табурета с нахлобученной на него, примятой подушкой. Кикиморы там не появилось. Невыросшая не обратила на это внимания. А созданьице, может быть, из-за этого, а может, от усталости совсем грустно обмякло на табурете. Катя взволнованно обошла Кикимору кругом. Волосы той на три-четыре сантиметра от головы просто седели, а дальше начинался цвет: тут встречались синие, зелёные, жёлтые, рыжие, чёрные, бежевые, красные и разных промежуточных оттенков пряди. На мелкой кикиморской голове волос было поле, начинались они тоненькой паутинкой, причудливо утолщались к середине и снова тончали к завершению. Из-за этой паутинности у основания копна просвечивала. Сквозь неё проглядывался почти детский, похожий на синеватый морской камень череп, обтянутый молочной кожей. А сквозь неё просвечивали иссиня-чёрные, молниями разветвлённые по всей голове вены.

Катя тихо дотронулась до волос созданьица расческой и осторожно провела по пряди на затылке. Потом по соседней и следующей за ней. Гребень легко плавал сквозь кикиморскую шерсть. Кикимора взволнованно моргала рыжими пучками ресниц. Невыросшая не знала, сколько дней или лет созданьице не снимало платков, но волосы его были удивительно чистые, несальные и даже непутаные, неколтунные. Расчёсывание не заняло много времени, Катя собрала все пряди вместе, разделила их на три довольно ровные части и медленными, неумелыми, но очень старательными движениями заплела Кикиморе тонкий разноцветный колос и закрепила его резинкой, которую сняла с кончика своей косы. Свои волосы Катя тут же распустила, ведь школа кончилась. Что-то жалобно заурчало. Невыросшая не поняла, её это живот или кикиморский, но почувствовала, что хочется ужасно есть. У неё закрутилась новая идея.