Николай Коняев - Пригород

За этими разговорами и разгрузили вагон. Покурив, перебрались на другой. Когда уже кончали разгружать и его, прибежала Сергеевна. Она бегала за силуминовым валом и истошно кричала: «Хлопчики! Милые!»

— Ну, что тебе? — высунулся из вагона бригадир. — Чего кричишь?

— Контейнеря привезли! — от нетерпения Сергеевна даже притоптывала ногами. — Снять надо с машины!

— Иди, Андрюха… — бригадир-оглянулся на хлопцев. — Мы без тебя этот вагон добьем.

— Осталось чего добивать… — проворчал Андрей, однако спорить не стал. Подобрал с пола фуфайку и выпрыгнул из вагона. Прямо перед ним, в прямоугольнике распахнутых ворот, синело чистое весеннее небо.

Сколько дней подряд приходил Ромашов на этот заросший косматой травой разъезд и, спрятавшись от злого ветра в железнодорожной будке, думал, тщетно пытаясь связать прошлое с настоящим… Время не связывалось. Что-то изменилось. После п о ж а р о в выжгло, может быть, самый важный отрезок времени, и Ромашову казалось, что если он вспомнит хоть что-то, то вспомнит и в с ё. Но сколько ни вглядывался в черноту памяти, взгляд соскальзывал в разверзшуюся пустоту.

И совсем смешно, но часами смотрел Ромашов на черный телефон и ждал, когда снова раздастся звонок…

Здесь он и увидел однажды Помойную бабу. На рассвете, сгорбившись под тяжестью мешка, она прошла мимо и скрылась в Дражненской проходной.

Назад ее Ромашов так и не дождался и подумал, что старуха пропала на заводе, как пропадали все, кто отваживался зайти туда, но через день встретил Помойную бабу в поселке.

Тогда он и перебрался в заброшенный дом Свата.

Ромашов мог бы рассказать все это Андрею, но пришлось бы рассказывать и про телефон, а про телефон рассказывать было нельзя…

Ромашов вздохнул и посмотрел на часы.

— Подождем еще полчаса… — сказал он.

— Полчаса?

— Да… — Ромашов отвернулся к окну и вздрогнул: возле шлагбаума, в косматой траве, стоял кот и смотрел прямо на него ярко-зелеными, словно подсвеченными изнутри глазами.

— Ого! — Андрей осторожно приоткрыл дверцу шкафа. — Смотри! Тут и плитка газовая есть, и газ еще в баллонах остался. Может, чайку замутим?

— Давай… — равнодушно согласился Ромашов.

Он понимал, что Андрей тоже знает что-то, но зачем расспрашивать, если теперь, после пожаров, каждый научился думать и чувствовать отдельно и ничьи мысли и переживания не совпадали с другими… Сейчас стоит только сказать неосторожное слово, и рассыплется последний крохотный мирок, который один и уцелел после пожаров.

— Это, помнишь, анекдотец такой был… — возясь с плиткой, сказал Андрей. — Высчитали, значит, ученые, что через три дня конец света наступит. Ну и полетели на самолете изучать, как народы на сообщение реагируют. Французы, понятное дело, сношаются прямо на улицах, англичане пьют беспробудно, а к России подлетели: что за черт? Копоть кругом, дым… Снизились, смотрят — демонстранты идут с плакатами: «Выполним пятилетку за три дня!»

Андрей помолчал, выжидая, не засмеется ли Ромашов, потом сам вздохнул.

— Не смешно, — пожаловался он. — А до пожаров смеялись.

— Да… До пожаров многое смешным казалось.

И Ромашов снова взглянул на кота, но того уже не было возле будки. Только теперь Ромашов сообразил, что кот был выше шлагбаума.

— Ты посмотри пока за чаем… — попросил Андрей. — Я выйду. Побрызгаю.

— Посмотрю, — пообещал Ромашов. — Только там…

— Что там?

— Не знаю… Почудилось, может…

— Бывает… — сказал Андрей. — Теперь нам многое чудится.

И вышел.

Ромашов видел, как, сутулясь, пересек он тропинку и скрылся в железнодорожной будке. Сам не зная зачем, крадучись, Ромашов вышел следом. Пригибаясь, подобрался к окошку будки и заглянул внутрь.

В будке, прижав к уху телефонную трубку, сидел Андрей.

Кашлянув, Ромашов вошел в будку, Андрей испуганно вскочил.

— Я это так… — уронив на стол телефонную трубку, смущенно объяснил он. — Посмотреть сюда заглянул.

Ромашов недоверчиво хмыкнул.

— Посмотрел?

— Да… — Андрей замер, вглядываясь в открытую дверь. Потом, чуть не сшибив Ромашова с ног, выскочил.

Ромашов тоже выбежал из будки. Он видел, как одним прыжком Андрей запрыгнул на крыльцо Промышленной и рванул на себя дверь.

— Что там?! — крикнул Ромашов.

— Закрыто…

И Ромашов хотел броситься туда, на помощь, но было уже поздно, по тропинке, разделяющей будочку и крылечко Промышленной станции, хватая открытыми ртами воздух, с искаженными и страшно неподвижными лицами бежали к Дражненской проходной дефективные…