Николай Коняев - Пригород

Декабристов — так звали на заводе суточников, которых привозили на заводском автобусе и использовали для горящей работы — действительно отпустили, и помощи ждать было неоткуда. Все подавленно молчали, а Термометра буквально корчило от одной только мысли, что придется разгружать еще вагон силумина.

— С-суки! С-суки! — Термометр ударил кулаком по стенке вагона и принялся беспорядочно материть и хлопцев, и начальство, и суточников — всех знакомых и не знакомых ему людей. Потом замолк и угрюмо опустился на обледеневшие силуминовые бруски.

Тягостное молчание прервал Сват.

— Ты вот расскажи-ка, приятель, — обернулся он к Сорокину, — как ты все-таки в похмелюшник попал?

— Я же рассказывал… — Сорокин жадно затянулся, и плечи его стали еще острее. — Забрали…

— Да врет он, врет! — вскочил Термометр. — Он сам милицию вызвал! Позвонил мусора́м, вот они и приехали. И забрали его!

— Ты чего несешь? — не вставая, Андрей Угаров ухватил Термометра за ворот фуфайки и легко подтянул к себе. — Может, язык прищемить, паскуда?!

— Отпусти его… — виновато попросил Сорокин. — Он правду говорит. Сам я и вызвал милицию…

— Рассказывай тогда! — потребовал Андрей и оттолкнул Термометра.

Сорокин уже полгода жил в общежитии — огромном четырнадцатиэтажном доме, заселенном холостыми парнями. Жили в общаге весело. В дни получек участковый избегал подниматься наверх. Жестокие — в кровь! — драки были так же обычны на этажах, как насморк. Редкие выходные кончались без происшествий.

В ту субботу Сорокина разбудил шум в коридоре. Там столпились ребята и спорили, с какого этажа выбросили сейчас человека. Сорокин торопливо оделся и вместе со всеми вышел на улицу.

Возле общежития, в гниловатой, вытаявшей из-под снега траве, лежала светловолосая девушка. Она была мертва, но открытые глаза ее смотрели прямо на Сорокина. И уже тогда стало жутко, но вокруг толпились люди, и Сорокин спрятался за их спины.

Скоро завыла сирена. Словно ножом масло, разрезая толпу, почти вплотную к убитой подкатили машины. Из распахнувшихся дверок выскочили милиционеры.

Старший — немолодой уже мужик в капитанской шинели — осторожно ступая, чтобы не испачкать ботинки, обошел вокруг девушки, потом задумчиво посмотрел на общежитие и, высмотрев что-то, махнул рукой. Четверо милиционеров сразу побежали к входу в общагу, а следом за ними двинулась и толпа.

Сорокин еще раз оглянулся на девушку и снова поежился. По-прежнему она смотрела прямо на него.

Когда Сорокин, поминутно оглядываясь, обошел общежитие, из дверей уже выводили чернявого парня. Закатывая глаза, он пытался вырваться, хрипел, но милиционеры крепко держали его за руки.

Потом приехала еще одна машина. В нее погрузили тело убитой, и толпа общежитских потихоньку стала редеть. Многие заторопились к магазину. Побрел в магазин и Сорокин.

Проснулся он уже в воскресенье, под вечер. В комнате никого не было. Висели по углам сумерки. Посреди комнаты стоял стол, залитый красным вином, на полу валялись пустые бутылки и банки из-под консервов.

Сорокин с трудом встал с кровати и шагнул к выключателю. Но, еще не включив света, оглянулся. На кровати соседа лежала убитая девушка и, раскрыв глаза, смотрела на Сорокина…

— А дальше что? — спросила сверху крановщица. Высунувшись из будочки, Лёдя сидела прямо над хлопцами и внимательно слушала этот необычный рассказ.

— А дальше ничего… — Сорокин опустил глаза. — Не сообразил я, что померещилось. Побежал на вахту, позвонил в милицию. Помню только, что трубка в руке прыгала. Так, говорю, и так… Девушка, говорю, в нашей комнате лежит. Какая, спрашивают, девушка? Убитая, отвечаю… Ну, вот и приехали они. Никого не нашли, конечно, и, чтобы пустыми не ехать, свезли меня в вытрезвитель.

Он поплевал на окурок и отбросил в сторону.

— Да… История… — бригадир встал. — Ну что, хлопцы, поехали дальше кататься?

— Банками теперь надо, — сказал Андрей. — Высоко стало кидать.

— Банками… — согласился бригадир и задрал вверх голову. — Лёдя! Банку вези!

— Не хочу… — засмеялась наверху крановщица.

— Как это не хочешь? — пошутил языкастый Сват. — Не маленькая уже. Должно хотеться.

Лёдя покраснела. Кран загудел, и вот из пыльных сумерек цеха, покачиваясь на цепях, выплыла бурая от ржавчины банка, похожая на гигантский детский совок с отломанной ручкой. Разгрузка замедлилась. Банку закидывали быстро, но пока крановщица везла ее в сторону от полотна и там высыпала, приходилось ждать.