Николай Коняев - Пригород

И он развел руками. Блеснуло на его пальце обручальное кольцо.

Снова сморщил нос Марусин, но отступать было поздно.

— Это вообще-то для центральной газеты статья… — сказал он, опуская глаза. — Туда я уже отправил экземпляр, но хотелось бы посоветоваться.

— Непременно! — проговорил Бонапарт Яковлевич, и Марусину стало как-то неловко.

«Вот… — подумал он. — Человек сочувствует, а сам и не знает, о чем статья…»

Он покраснел и вытащил из портфеля скатанную в трубочку статью.

— Это второй экземпляр. Первый я отправил.

— Хорошо… — Бонапарт Яковлевич положил рукопись на стол. — Я дорисую макет и сразу же прочту.

Но Марусин медлил уходить, и Бонапарт Яковлевич удивленно посмотрел на него.

— Еще что-нибудь?

— Нет… Больше ничего. Ты извини, но я должен был написать это.

Марусин повернулся и столкнулся с редактором.

Тяжело дыша и надувая щеки, Борис Константинович уставился на него.

— Опаздываете? — грозно спросил он. — Когда на работу приходить надо?

Редактор говорил так, потому что успел увидеть портфель в руке Марусина.

— Он здесь был… — раздался из-за спины Марусина спешащий на выручку голос Бонапарта Яковлевича. — Я попросил его зайти. Мы о статье разговаривали.

Редактор не любил, когда перечили его гневу, но сейчас ему пришлось сдержаться.

— В отделе сидеть надо, — буркнул он.

День этот показался Марусину бесконечным.

К двенадцати часам отдел опустел, и Марусин спокойно дописал статью, посвященную театрализованному представлению в парке. Писать было легко: перед Марусиным лежал сценарий празднества, был он и на репетициях, а главное, видел в ресторане пришедших из парка преображенцев.

Статья была уже готова, когда вошел в комнату Угрюмов. Под мышкой он зажимал огромные счеты, а все лицо его лучилось приветливостью и доброжелательностью.

— Поздравляю… — сказал он Марусину. — Сейчас Бонапарт Яковлевич вашу статью отнес редактору. Очень, очень хвалил ее.

Он говорил это, возясь с ключом возле сейфа, где хранились партвзносы. Открыл сейф, вытащил баночку из-под леденцов и, продолжая сиять, уселся за стол.

— Богатенький крот! Богатенький крот… — нежно промурлыкал он, вываливая деньги на стол.

Марусин быстро взглянул на него. Крепенький, чем-то очень похожий на майского жука Угрюмов вдруг сразу, как на ладони, открылся ему, уместившись в случайно оброненном слове.

И сразу как будто приоткрылась дверь и стало видно всю его жизнь… Сквозь перспективу сереньких лет увидел Марусин Угрюмова так, словно жил с ним всегда, всю жизнь знал его: сидел за одной партой в школе, вместе учился в университете. И всегда-то Угрюмов обладал нехитрыми умениями промолчать, когда это надо; не услышать, когда невыгодно слышать; говорить глупости, когда начальство не хочет, чтобы ты был умным… Такой был Угрюмов, простовато и нехитро умел он даже и дышать так, как хотели т а м, наверху, и вот потихоньку поднимался в чинах и сам.

Конечно, все это Марусин знал и раньше, наблюдая за Угрюмовым, но теперь получалось, словно он знал это всегда, и потому знание это уже не раздражало, было беззлобным, как данность.

— Какой крот? Богатенький? — Марусин невольно улыбнулся.

Угрюмов оторвался от счетов и исподлобья — ну точь-в-точь, как в школе — умненько посмотрел на Марусина.

— Богатенький… — сказал он и по-детски доверчиво улыбнулся. — А что?

Ответить Марусин не успел.

Зазвенел телефон, и «богатенький крот» схватил трубку.

— Да, да… — сказал он, и улыбка пропала с его лица. — Да. Сию же минуту, Борис Константинович.

Бережно положил трубку на аппарат и, не поднимая глаз, буркнул, чтобы Марусин немедленно шел на ковер.

И не смотреть на человека, когда это было нужно, тоже умел богатенький крот.

Редактор сидел за письменным столом и что-то ожесточенно правил, когда Марусин вошел в кабинет. Марусину был виден только затылок Бориса Константиновича с топорщившимся хохолком.

Разумеется, молодому сотруднику следовало бы, робко покашливая, застыть у двери и ждать, пока начальство обратит на него внимание… Разумеется. Но вместо этого Марусин подошел к журнальному столику, взял свежий номер «Литературной России» и, усевшись на диване, развернул его.

Редактор несколько секунд оторопело смотрел на Марусина, потом отшвырнул в сторону карандаш и, схватив со стола статью «Обман под аплодисменты», потряс ею в воздухе.

— Что это, а?!

Марусин спокойно сложил газету.