Николай Коняев - Пригород

Анекдот был старым, но Ромашов снова вспомнил его, когда по пути к «главной квартире» ему загородил дорогу двадцатипятитонный автокран. Рыча и задыхаясь выхлопами синеватого угарного газа, тащил он тяжелый станок, вспахивая за собою асфальт. Это уже третий раз на памяти Ромашова праздновал новоселье экспериментальный цех. Ромашов усмехнулся, стоя над свежей бороздой, но в лице что-то дрогнуло, и усмешка получилась жалкой.

Сколько требовалось равнодушия, чтобы превратилось оно в не знающую пределов силу, которая срывает с фундаментов станки и бездумно гоняет их по заводу?

Все можно понять и объяснить. Завод строили, а потом и реконструировали — второпях. В ходе реконструкции уточнялся профиль завода, пристраивались дополнительные сооружения, прокладывались непредусмотренные проектом коммуникации. Неудачи проекта, торопливость строительства сказывались и сейчас, но и этот «первородный» грех не мог ведь превратить станки в бездомных странников.

Равнодушно смотрели на ревущий автокран зашторенные окна заводоуправления. Слышали ли там, в кабинетах, истошный рев? Ромашов зябко передернул плечами.

Так как же устроена наша земля?

Мы заучивали на уроках названия почв, разглядывали картинки в учебниках, сами заштриховывали: слева направо — почвенный слой, горизонтальные штрихи — песок, справа налево — глина. Дожди доходят до этого слоя и останавливаются, земля не сохнет… И, может быть, раньше и было так, но мы столько лет копали, жгли, травили ядом нашу землю, столько презирали и не любили ее, и снова копали, жгли, взрывали, что земля не выдержала: иссохшая от боли, она треснула, изрыгнув из себя ревущий, захлебывающийся синеватым угарным газом трактор… Бедная, чахоточная земля…

Этот трактор носился по заводским переулкам, то пропадая бесследно в белесом тумане, который несло ветром со стороны градирни, то возникая с оглушительным ревом совсем рядом. И тут приходилось надеяться только на себя: отпрыгнешь — твое счастье. Трактор никогда не сбавлял скорость.

Некоторые предполагали, что трактор обеспечивает главный конвейер, но доказать этого, конечно, не могли. Никто не видел, как загружается трактор. Иные догадывались, что трактор совсем для д р у г о г о… Начальник литейного цеха Медведь даже приказал развесить таблички «Берегись трактора», и — странное дело! — травматизм в литейке резко снизился…

Ромашову казалось, что он видел этот трактор. Всё видел: и как лопнула земля, и как из трещины выехал человек на тракторе. Темным было лицо тракториста — свет словно бы не касался его, — и не разглядеть, кто сидит за рулем…

Что-то странное творилось с освещением… Только что было совсем светло, но вот снова нехорошо потемнело небо, и Ромашов шел почти на ощупь, раздвигая руками злые колючие ветки. С веток стекала на землю кровь, а на колючках висели клочки кожи… Это напрямик, не разбирая пути, пробежали сквозь кустарник дефективные…

А сколько прошло времени? Полчаса? Час?

Когда дефективные скрылись в кустарнике, Ромашов сразу подошел к Андрею. Похлопал его по щекам.

И снова почудилось ему, что уже было так. И это покрытое смертельной бледностью лицо, и синеватые прожилки на дернувшемся веке уже видел Ромашов когда-то, но вспомнить не было ни сил, ни времени. Андрей открыл глаза.

— Что случилось?

— Ничего… — искренне ответил Ромашов. — Нам идти пора.

Андрей тут же встал.

— Это ты закрыл дверь? — подозрительно спросил он.

— Я?! — удивился Ромашов. — А разве она закрыта?

И он дернул дверь, но та не поддалась и ему.

— Ладно… — сказал Андрей. — Я все-таки посмотрю, чего там.

Приподнявшись на цыпочки, он заглянул в окно Промышленной, потом замахал рукою, подзывая Ромашова.

— Что еще там? — равнодушно спросил тот, но к окну все же подошел. В помещении Промышленной станции сидел за столом Термометр и, надувая щеки, пил чай.

Андрей костяшками пальцев постучал в стекло, и Термометр от неожиданности втянул голову в плечи. Дернулся на шее кадык — Термометр заглотнул оставшийся чай, и только тогда юркие глазки его метнулись к окну. Прижавшись носом к стеклу, Андрей страшно и тонко завыл. Лицо его с расплющившимися по стеклу носом и губами было, должно быть, совсем жутким, и Термометр не выдержал. Упал на четвереньки и юркнул под стол.

— Хватит! — Ромашов схватил Андрея за локоть. — Тут и так хватает всего. О н и уже там.

— Там?