Владимир Караев - Частный доктор

За ДЛИННОЙ СТОЙКОЙ полированного черного дерева, с золотым геометрическим, естественно, орнаментом находилось рабочее место Кати Лифшиц, прозванной Лешей Лапшенниковой по аналогии с булгаковской «секретаршей редакции Лапшенниковой со скошенными к носу от постоянного вранья глазами».

Катя, бойкая, разбитная девица тридцати пяти лет, узкая талия, черная челка, мать-одиночка: поджарая лисичка, растящая дочь. Одна из ключевых фигур в компании «Исцеление».

Все больные, ступившие ногой на Святую землю, находились под ее неусыпной опекой, пока шасси серебристых лайнеров, уносящих их домой, не отрывались от этой самой земли под ее вздох облегчения. Фирма развивалась бурно, больные сменялись все чаще, и вздохи облегчения переросли в нервную одышку.

Все проблемы, все недовольство (иногда и благодарность, но недовольство чаще) первым делом обрушивались на Катю. Она должна была держать удар, обволакивая клиента патокой вежливости, поглотить взрывную волну, находя (выдумывая) любые объяснения, обращая в итоге все на пользу фирме: «Видите, Михаил (Сергей, Елена и т. д.), как все удачно для вас сложилось?»

Скажем, забыли глупые девчонки сопровождения проследить за отменой аспирина, и больной продолжал глотать его беспечно, а теперь хирург матерится, отменяя в последний момент операцию, и все прячут глаза от стыда.

Как ответить на исконные вопросы русской души: «Что делать и кто виноват?»

А Катя уже летит по коридору навстречу черным грозовым тучам и первым багровым всполохам, предвестникам беды:

— Господи, Петр (Алена, Дмитрий, Шахназар)! Как все удачно сложилось — и аспирин не прекратили, и кардиолог наш хоть и дал разрешение на операцию, но для полной уверенности хотел бы сделать дополнительно ЭХО сердца! Оно, конечно, все прошло бы чудесно и без него, уверяю вас! Но у нас — Святая земля, и неспроста, значит, судьба вот так распорядилась. Вдумайтесь, Фома, в ее веления! Вот сделаем ЭХО, отменим аспирин со спокойной совестью, и через пять дней — вуаля! — просим вас покорно на операцию… Господи, как я за вас, Евдокия, рада!

И т. д. и т. п… Катя была прирожденным психологом и импровизировала блестяще, находя для каждого свой подход.

«На ходу подкорку режет!» — уважительно поджимая губы, отзывался о ней Романов.

Приемную было принято называть комнатой отдыха. Черные плоские кожаные поверхности диванов и кресел в обрамлении полированной стали. Низкий стол черного стекла, на который всегда так неудобно ставить кофейные чашки, — никак не дотянуться с дивана, натыкаясь на собственные колени. Приходится сидеть с чашкой в руках — тоже не комфорт. Есть элементы некоего пыточного садизма в современном офисном дизайне, согласитесь. Три кресла, стилизованные под Средневековье, удачно перекликались с этой концепцией. Три кресла — в середине высокое и два пониже по бокам — у просвещенных пациентов рождали ассоциации с Венецианской республикой, Дворцом дожей и мостом Вздохов. Пациенты попроще задумывалась о сталинской тройке. Кто усматривал в связи с болезнью олицетворение Божьего суда… Так или иначе, но пациенты в кресла эти садиться избегали, в них обычно усаживалась Катя, что придавало дополнительный вес ее словам.

Стена напротив пыточного уголка была занята черной зеркальной поверхностью, в которой загорался экран огромного телевизора, а под ним мерцали искусственные поленья в камине и вился эрзац дыма, химический пар, немедленно поглощаемый системой рециркуляции.

Из приемной выходил коридор и после короткого разбега упирался в массивную дверь темного дерева со сверкающей сталью надписью, выдавленной в деревянном массиве: «Генеральный директор, доктор Алексей Романов».

— Таблички на дверях — фи! — сморщила носик Сандра. — Табличка намекает на эфемерность вашего здесь пребывания. Выдавленная металлом надпись внушает: вы здесь навсегда.

Справа от этого символа власти и мощи компании Сандра исхитрилась не только выстроить предбанник секретарши, но и впихнуть в него кроме секретарских обыденностей еще и неожиданные, но очень оживляющие саму секретаршу орхидеи.

Эллочка Маневич — серая юбка, розовая в рюшечках кофта и вечно испуганные карие глаза — результат частого общения с Инессой. Была принята на работу в основном из-за сочетания имени и фамилии. Леше оно — сочетание — почему-то слышалось идеальным для секретарши интеллигентной еврейской фирмы.

Отличалась умением латать прорехи и неувязки в живой паутине адженды босса, говорить и писать на высоком иврите, английском и, что большая редкость для поколения наших гортанных детей, на великолепном русском. Да! И ухаживать за орхидеями, конечно.