Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 1

Старый король рассказывал об овациях публики, относившихся еще к тем временам, когда его сизые отвислые щеки были розовыми и свежими и занимали подобающее им место. Горацио, чернявый юноша с безукоризненным профилем и вечно грязным бельем, которого Гуф видел с сестрой в берлинском ресторане-автомате, упивался мечтами о будущей своей славе. Гамлет вкушал вино настоящего.

В каждом мало-мальски крупном селении Южной Германии всегда найдешь хорошую гостиницу, где дородная хозяйка знает толк в стряпне и отважно орудует у гигантской плиты, — это сестре Гуфа давно уже было известно, и она как никто умела одним лишь взглядом убедить этих практичных особ, не поддающихся ни на какие уговоры, что неуважительное мнение о бродячих актерах в данном случае лишено основания. Так и в Оксенфурте преисполненная почтения хозяйка тотчас скинула фартук и с гордостью повела показывать хрупкой, со вкусом одетой приезжей даме, в белых без единого пятнышка лайковых перчатках, лучшую в доме комнату.

Поперек комнаты стояла массивная, в два метра шириной, дубовая резная кровать с балдахином; большое до полу зеркало с двумя тоненькими, в мизинец, свечками по бокам занимало всю стену, а шкаф был величиной чуть ли не с маленький дом. Веселенькие розовые ситцевые занавески придавали комнате уют, и все это несколько тяжеловесное великолепие осенял низкий лепной потолок, выкрашенный в голубую и розовую краску.

Когда они вошли, в камине уже потрескивали толстые поленья.

Сестра Гуфа одернула занавеску, с шутливой педантичностью разбросала по столу туалетные принадлежности, которые горничная расставила чересчур симметрично, сдвинула вазу, стоявшую на самой середине, погладила рукой подушку — все это мимоходом, с улыбкой, как полновластная хозяйка вещей и комнаты.

Она смочила кончики пальцев духами и коснулась ушек своей гостьи — Ханна была выше ростом, — коснулась собственных ушей и подбородка. Как среди благоуханной свежести луга на тебя внезапно повеет пряный аромат мяты, а через несколько шагов он рассеется без остатка, так тонкий аромат духов лишь кое-где пробивался сквозь свежий запах дров и чистого белья.

На кровати лежала приготовленная для Ханны розовая шелковая рубашка. Сестра тоже стала раздеваться. Потом уселась рядом с Ханной на край кровати, — завернутая в шелк драгоценная жемчужина, — и стянула с себя штанишки и коротенькую рубашечку. Все это она проделала как благонравный ребенок, словно во сне повторяющий привычные движения светской красавицы.

Ханна восхитилась безупречной грудью с нежно-розовыми лепестками, будто занесенными сюда дуновением ветерка; присутствие этих цветных пятнышек на безукоризненной матово-белой коже показалось ей каким-то чудом.

Передавая сестре доктора длинную кремовую ночную рубашку, Ханна не удержалась, дивясь и восторгаясь, она прикоснулась кончиком пальца к груди, прежде чем та скрылась под шелком.

Но сестра, подняв на нее глаза, ответила печальной улыбкой.

Затем в свою очередь она устремила кроткий взгляд на Ханну, стоявшую к ней спиной перед камином: темный контур молодого девичьего тела четко обрисовывался под озаренной пламенем розовой шелковой рубашкой.

В дверь постучали. Кто-то не то коленом, не то головой ударился о дверь. Испуганно прислушиваясь, они на мгновенье замерли, длинные ночные рубашки прямыми складками ниспадали с кончиков грудей до пола, и обе разом юркнули в постель. Из-под одеяла выглядывали только белокурая и черная лакированная головки.

— Ну, сама скажи, сама скажи, чего мне добиваться в жизни? Ну, чего? Чего? — Он, пошатываясь, приблизился к кровати. Безукоризненная линия пробора была местами уже нарушена. — Я ведь конченный человек. Конченный!

Ханна затаила дыхание. Под одеялом она нащупала руку его сестры.

Все-таки ему удалось присесть на край кровати возле Ханны.

— Предположим на мгновение, — пардон, я понимаю, хорошо понимаю, это только предположение, — ты бы меня полюбила и стала моей женой. А дальше? Скажи — что же дальше? Что потом?.. Для меня во всяком счастье открывается своя бездна. Во всяком! У Господа Бога козлиные копыта. Старик хромоног.

Есть люди, которые не переносят высоты и, лишь спустившись в долину и ощутив под ногами твердую почву, начинают свободно дышать. Так было и с Ханной. Ей сразу стало легко и свободно. Она невольно усмехнулась. Это было ужасно: так юность сострадательно посмеивается над старым чудаком, который тщится к ней пристать. Она откинула край одеяла.