Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 1

— Фрейлейн Фрейденгейм была угнана в Аушвиц, а потом в Варшаву, в публичный дом. Полагаю, что и эта сторона ее жизни должна быть известна суду — для вынесения справедливого приговора.

— О том пусть судят присяжные. Скажите, свидетель, вы в свое время собирались жениться на подсудимой?

— И теперь собираюсь.

Председатель обратился через голову Мартина прямо в публику:

— Раз вы так близки с подсудимой, вам, конечно, было известно, что она хранит у себя револьвер, рассчитывая убить Цвишенцаля? — Он впился глазами в Мартина. — Отвечайте же суду!

— Вы не ко мне обратились. Вы адресовались к публике.

— Предупреждаю, свидетель, вы можете навлечь на себя взыскание за неуважение к суду.

— Мартин ничего не знал, — крикнула Руфь, невольно вскочив со стула. Он обернулся, с радостью увидел на ее лице испуг и повторил за ней:

— Я ничего не знал.

— Расскажите суду без утайки, что у вас происходило в вечер убийства?

— Фрейлейн Фрейденгейм вернулась домой и сказала, что она убила Цвишенцаля. Мы сидели и ждали прихода полиции. А потом фрейлейн Фрейденгейм увезли.

Были допрошены оба полицейских. После того как они показали, что Руфь при аресте сама, не дожидаясь вопроса, созналась в убийстве, защитник равнодушно заметил:

— Никто и не отрицает, что подсудимая застрелила Цвишенцаля с заранее обдуманным намерением, находясь в здравом уме и твердой памяти.

Пока озадаченный прокурор испытующе смотрел на защитника, ввели свидетеля, наборщика Ганса Франка, кургузого человечка с ногами в виде буквы «х», круглой, коротко остриженной головой и мягкими губами, которые очень точно и аккуратно ложились одна на другую. Друзья знали его как честного и аккуратного человека, который во всем придерживается золотой середины, не отклоняясь ни вправо, ни влево. Своему сынишке — а тот был членом Тайного общества учеников Иисуса — он часто внушал, что не следует увлекаться примером этих головорезов. Ведь они восстают против закона.

— Расскажите, что произошло на рыночной площади в то воскресенье, когда были убиты родители подсудимой. Не то, что потом говорили, а все, что вы видели своими глазами.

— Было чудное воскресное утро…

— Этого вы можете не касаться.

Но свидетель, должно быть, приготовился и никак не мог расстаться со вступительными фразами.

— Была чудная погода, солнце ярко сияло, — начал он снова и указал на комнату для свидетелей. — Мы с моим приятелем Фаульштихом, он тоже член певческого кружка «Под кронами зелеными», торопились на спевку. Идем это мы по рыночной площади и только поравнялись с фонтаном, как вдруг слышим крики. Мы очень удивились, потому что, кроме нас, никого на площади не было. Обернулись и видим, что из Марктгассе движется человек сто, и все — к фонтану. Это не была правильная колонна, а просто разнузданная толпа. Крик, гам. Фрейденгеймы, муж и жена, находились в самом центре, и с ними фрейлейн Руфь, — мальчонку я сперва не заметил. У фонтана толпа остановилась. Цвишенцаль взмахнул хлыстом. Стало очень тихо. Он сказал, что подлецы-евреи хотели бы, чтобы Германия проиграла войну. «Ах, нет, нет!» — закричала фрау Фрейденгейм. И он ударил ее хлыстом по лицу. Господин Фрейденгейм хотел заступиться за жену. Тут Цвишенцаль начал хлыстом избивать их и до тех пор бил, пока оба не упали. А тогда и другие озверели. Били и хлестали плетьми и резиновыми дубинками. Каблуками наступали на лицо. А потом за ноги оттащили в сторону. И тут малыш… Я забыл сказать, что трупы оттащили к базарной тележке и швырнули на нее. А малыш…

— Ну что малыш?

— Он с плачем побежал за тележкой и все хотел на нее взобраться. — Губы наборщика дрожали. Он показал на пол. Но голос не слушался его, и он только пролепетал: — На мостовой… лужа крови…

— Садитесь, — сказал председатель и посмотрел в зал. Никто не шевелился, пятьсот лиц казались нарисованными на полотне. Руфь всем телом подалась вперед и смотрела неподвижно, как в тот день на площади, пять с половиной лет назад. Но вот она подняла голову: уже несколько минут как начал давать показания второй свидетель.

Черные кудрявые волосы слесаря Фаульштиха, исполнявшего теноровые партии в певческом кружке «Под кронами зелеными», были сильно прорежены сединой. Голос его выходил откуда-то из горла, и говорил он, точно жуя. Слова шариками выкатывались из маленького рта.

— …но первым ударил Цвишенцаль. В том-то и дело…

— А что случилось с обвиняемой?