Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 1

Напялив на нос заржавленные очки в стальной оправе, фрау Хонер прочла вслух: «Ученики Иисуса».

Она и не заметила, как часовщик Крумбах вышел из внутренних закоулков погреба, где он теперь проживал. На ногах у него были калоши из мешковины, к которым он пришил картонные подметки. В одной руке он держал пару ношеных башмаков, в другой — записку. Крумбах, высокий одутловатый старик семидесяти семи лет, был почти совсем слеп. Он попросил фрау Хонер прочитать ему, что написано в записке.

— Штиблеты эти я нашел сегодня утром перед моей койкой, — пояснил растерявшийся часовщик, — а сверху лежала записка.

Фрау Хонер прочла: «Ученики Иисуса». От волнения у нее подкосились ноги. Стоя на коленях, она рассказала соседу, что с ней случилось. Часовщик помог ей подняться. Оба старика диву давались, откуда могли взяться кофе и штиблеты. Ни у кого в Вюрцбурге не было таких сокровищ. Сам секретарь магистрата Хернле ходил на службу в стоптанных домашних туфлях, а кофе не подавали даже у бургомистра. Наконец после долгих бесплодных гаданий фрау Хонер шепнула:

— А может быть, святые угодники и впрямь прислали нам кофе и штиблеты? Им-то, конечно, видно, какая у нас нужда во всем.

Часовщик с сомнением покачал головой.

— В старину на земле, как известно, бывали чудеса. А нынче чудес не бывает.

Он тут же надел башмаки и, хорошенько наступая пяткой, заметил:

— Штиблет этих мне хватит теперь на весь мой век, а сидят они на ноге как влитые.

По дороге в монастырский храм часовщик рассказал фрау Хонер, что накануне вечером к нему подбежал на улице мальчуган и спросил, какой он носит номер обуви.

— Я сказал сорок второй, и парнишка как неведомо откуда выскочил, так неведомо куда и сгинул.

— Не иначе как мальчонку прислали святые угодники, — предположила фрау Хонер и, вздрогнув, осенила себя крестом. Перекрестился в конце концов и часовщик. А так как они подходили к храму, то прочие верующие ничуть не удивились и отнесли этот благочестивый жест к распятию, висевшему над порталом.

Звонарь монастырской церкви не мог теперь, как раньше, звонить к обедне. С тех пор как бомбой снесло колокольню, церковь молчала. Старики вошли.

Часом позже они сидели перед дымящимся кофейником под забранным решеткою окошком подвала и часовщик говорил:

— Вот мы с вами кофейком балуемся и на мне крепкие штиблеты, но понять ничего невозможно.

Фрау Хонер промолчала в ответ. Она только перекрестилась и подумала: «Зерна чуточку пережарены. Сразу чувствуется».

Часов в шесть вечера двенадцатилетний сынишка причетника, тот, что спросил часовщика Крумбаха, какой номер башмаков он носит, украдкой прошмыгнул на небольшой погост за монастырским храмом. Когда-то здесь хоронили монахов, но уже лет сто как кладбище было заброшено, и отделявшую его от мира высокую ограду оплетал буйный хмель. Лишь несколько покосившихся древних плит из крошащегося, поросшего мохом памятника еще сохранились у самой ограды. Время и непогода стерли все надписи. Выбеленные солнцем косматые травяные бороды устилали забытые могилы. Сюда годами никто не заглядывал.

Сынишка причетника отпер низкую дверь ключом чуть не в килограмм весу, словно меч висевшим у него сбоку на поясе. Две-три летучие мыши, испуганно пролетев у него над головой, шарахнулись к открытой двери. По тридцати истертым ступеням мальчик спустился в монастырский подвал. Из густой темноты потянуло запахом камня, пыли и тления.

Мальчик зажег две восковые свечи, которыми он тайком запасся в отцовской кладовой. Из темноты выступили две полки, завешанные простынями, и всевозможная рухлядь — изломанные церковные скамьи, тяжелый, с центнер весом, стол о трех ногах, изъеденный древоточцем, да головы, ноги и торсы древних статуй святых. В углу стоял исполинский, вырезанный из липового дерева Христос. Белая краска кое-где облупилась, не хватало головы, одной руки, одной ноги, а также и креста. И все же что-то в позе — судорожно вздыбленные линии страдающего тела — показывало, как оно когда-то висело на кресте.

В дверях появился еще один мальчик. Он молча раскинул руки, как на распятии, и осторожно присел на одну из шатких скамей. Следом вошли еще двое; они принесли шерстяное одеяло и потрепанный комбинезон и, сложив свою ношу на треногий стол, тем же жестом молча раскинули руки и сели. Ровно в шесть часов одиннадцать одетых в лохмотья мальчиков, сдвинув скамьи, уселись в полукруг перед изувеченным Христом, на которого падал свет обеих свечей. Ученики Иисуса были в сборе.