И здесь они тоже лежали друг против друга. Но секретарь, казалось, был совсем один в этой камере и на всем белом свете. Не обращая внимания на Стеклянный Глаз и не посвящая его в свои мрачные мысли, он думал о том, что же ему еще предстоит и не дошел ли он уже до «предела» отчаяния. С полнейшим равнодушием встречал он испуганно вопросительные взгляды Стеклянного Глаза.
Все на свете стерпел бы Стеклянный Глаз, но мысль, что он потерял дружбу секретаря, была ему невыносима. Только через час осмелился он, превозмогая боль в сердце, коротко спросить:
— Сердишься на меня?
Он говорил растерянно, как женщина, которая боится, что сама оттолкнула возлюбленного.
Под его умоляющим взглядом растаяла ожесточенность секретаря, внезапно осознавшего, что крушение их дружбы было бы самым ужасным, и он ответил так же коротко, но мягко:
— Да ладно уж.
— Ганс, ах, Ганс! — При этом Стеклянный Глаз посмотрел куда-то в сторону и вправо, хотя секретарь лежал слева от него.
«Вот оно, снова начинается. Опять у него эта старая история».
Так странно косить он начал после смерти первой жены, и только за годы совместной жизни со второй женой это косоглазие постепенно исчезло и с тех пор не возвращалось.
— Ну что, собственно, с нами случилось! По сути — ничего! Через неделю-другую они нас выпустят.
— Ты так думаешь? — спросил Стеклянный Глаз и опять посмотрел вправо. Он не выдержал потрясения и страха потерять самое дорогое, что у него еще осталось на этом свете.
На другое утро — спали они со спокойствием людей, которым уже не может быть хуже, спали спокойно, как дети, — надзиратель принес обычную кашу. Они проглотили ее.
А потом как-то сама по себе опять возникла мысль: что же им делать, когда они окажутся на свободе. «Несмотря на растущую безработицу, здесь все-таки было больше шансов продержаться, чем в Германии. Один климат чего стоит!» — думал секретарь.
Они не разговаривали, они лишь изредка обменивались одним-двумя словами. Но и в молчании они чувствовали, что остались друг другу верны.
В десять часов сторож открыл дверь. Два человека в штатском вошли в камеру. Один, похожий на почтового чиновника в воскресном костюме, говорил по-немецки.
— Вас отправляют назад в Германию. Расходы правительство берет на себя. Пароход отходит в половине одиннадцатого. Документы получите на борту.
Другой надел на них наручники — сначала секретарю. Руки ему вывернули за спину. Какое-то тяжелое чувство, подобно свинцовой туче, помутило сознание секретаря, заволокло глаза и проникло в сердце. И тут ему захотелось сказать: «Это конец». Однако в то же мгновение он снова ухватился за ускользнувший было канат жизни и стал совсем другим человеком: мрачным и решительным. Он не произнес ни слова.
— Не выворачивайте мне рук! Вам же все равно. А я не выношу этого, — попросил Стеклянный Глаз и в отчаянии взглянул с мольбой на того, который говорил по-немецки. Тот сказал:
— Ладно! Есть у вас вещи?
Секретарь ничего не ответил. Пусть сам убедится, что у них ничего нет.
Измученный и растерянный, Стеклянный Глаз смотрел только вправо, хотя все стояли слева.
И тогда секретарь выдавил из себя улыбку и слова:
— Хорошо, что мы наконец хоть из этой дыры выберемся!
Стеклянный Глаз посмотрел на него, словно испуганно спрашивая, как накануне вечером, не шутит ли он. Но голос секретаря звучал совсем мягко, когда он, утешая его, сказал:
— Все лучше, чем торчать здесь! Морское путешествие! Даром! Разве это плохо?
Машина шла по широким улицам, которых они никогда не видели. Только подъехав к портовому кварталу, они начали узнавать город.
Если он еще хоть минутку промедлит, будет поздно. Они проедут мимо. Ему было стыдно просить секретаря о помощи. Он сказал сам:
— А как же моя собака! Разрешите мне взять ее с собой! — он назвал гостиницу.
— У нас уже нет времени!
— Нет времени?.. Но тогда она останется здесь. Останется…
Секретарь еще никогда не слышал, чтобы Стеклянный Глаз говорил таким тоном, — этот тон проник ему в самое сердце.
— Мы заплатим шоферу, если вы разрешите ему проехать мимо гостиницы.
Чиновник, у которого тоже были две собаки, вынул часы и сказал шоферу несколько слов по-испански. Тот свернул и разыскал их тесную уличку.
Чиновник сам вбежал в дом и тотчас появился в сопровождении хозяина.
— Вот ведь беда, ее ж никогда нет дома, она день и ночь ищет своего господина… А что, собственно, натворили эти люди? — но машина уже тронулась.
Читать дальше