Юрий Любопытнов - Озеро призраков

— О нет! Пройду сама, — воспротивилась Марина.

Медленно, держа туфли в руке, она вошла в воду, пошла к берегу, оступаясь на скользких камнях.

- Бр-р-р, какая вода холодная.

— Ключи бьют, — пояснил Климов.

Зелёный луг звенел, дожидаясь сенокоса. Они сели недалеко от воды. Марина выдернула стебелёк мятлика, щекотала Климову лицо, шею. Глаза её были глубокие, как небо над ними.

— Мне всегда в последнее время, — говорила она, — чего-то недоставало в жизни. Теперь я не ощущаю этого…

Над водой летали стрекозы. Зависали, как вертолёты над осокой, кустами, потом прижимались к воде и снова стремительно взмывали вверх.

— Посмотри, — сказала Марина, — какие облака! Какие они величественные и спокойные.

Климов вскинул глаза, но посмотрел на Марину. Она взяла руками его голову и повернула к небу.

— Мне кажется, в облаках можно увидеть молчаливую гармонию жизни, — сказал он. — Её смысл, простоту и бесконечность превращений, бесконечность времени и пространства.

— А я только без тебя ощущаю бесконечность времени. А с тобой оно конечно. Я рада, что встретила тебя.

— Я тоже рад.

— Ты умеешь сочинять сказки?

- Не пробовал.

— А рассказывать?

— Наверное, смогу.

— Тогда расскажи мне сказку. — Она касалась губами его губ.

6

…Бывает, что Марина приходит неожиданно, когда Климов её не ждёт, хотя он ждёт её всегда. Она тихонько стучит в окно. Он открывает створку и видит её смеющееся лицо.

— У меня есть время, — говорит она. — Идём на реку?

Взявшись за руки, они бегут к реке. Садятся на перевёрнутую лодку и смотрят на другой берег, на таинственный лес, на прохладную воду, сидят и молчат, глядят в глаза друг другу и чему-то смеются.

Была середина лета.

7

Наступил август. Как-то Климов сидел дома и пытался писать, но работа не шла. Снаружи постучались. Он поднялся, толкнул дверь и увидел перед собой бледное, решительное лицо матери Марины. Он пропустил её в дом, подал стул. Она села, с минуту оглядывала убранство помещения, потом внимательно оглядела Климова, провела языком по подкрашенным губам и сказала:

— Мой визит, может, не столь и приличен, — она в упор посмотрела на стоявшего Климова, — но… Я по поводу… Марины.

Климов молчал. Ему казалось, что стук его сердца наполняет комнату. Мать Мартины продолжала:

- Я пришла как мать. Мне дороги интересы своей дочери, её счастье. — Она достала из узкого рукава платья носовой платок, промокнула им лоб, снова спрятала в рукав. — Я воспитывала свою дочь одна, так уж случилось, впрочем, для вас это не имеет никакого значения… Я не жалела для неё ничего, ни в чём ей не отказывала, и она ни в чём не нуждалась. У неё был муж, очень хороший, славный, добрый человек…

На глазах её блеснули слёзы. Она снова достала платок.

— Пять лет Марина жила одна, воспитывала дочь. О замужестве и слышать не хотела. Сейчас у неё есть хорошая партия, а вы…вы мешаете ей…

Климов хотел что-то сказать, но мать Марины не дала ему проговорить и слова. Она подняла руку с платком.

— Я знаю, что вы скажете. О подобном сейчас говорят все молодые люди, что это любовь, что вы жить не можете друг без друга, я знаю всё это. Дайте мне высказаться. — Она ещё раз оглядела его. — Не думаю, чтобы Марина вас любила…

Климов выпрямился, готовый к ответному слову.

— Я…

Резким движением руки она вновь заставила его замолчать:

— Это просто увлечение… Знаете, деревня, одиночество. Марина ещё молода, хороша собой… Вы здесь подвернулись. Простите, что я так откровенна. Мой возраст даёт мне такое право.

Онга была откровенна. Её слова, как ножи, полосовали сердце Климова.

— У Марины есть жених… Виктор… Всё уже согласовано. Уже и свадьба назначена, а вы явились человеком, который нарушил её спокойствие. Она… изменилась, как стала встречаться с вами, притом в худшую сторону… И вы?.. Не думаю, что любовь ваша так сильна. А потом, что вы можете дать Марине? Она привыкла к жизни городской, к развлечениям. А ваш так называемый свободный род занятий… он не позволит, не даст Марине всего того, чего она заслуживает. Знаю я этих писателей. Простите меня, у вас хоть есть квартира?