Юрий Бурносов: Над озером, в глухих дубровах...

– Принимай груз, Сергеич! – сказал Бутов, возвышавшийся на корме в своих неизменных японских болотниках оранжевого цвета.

Стрела со скрежетом развернулась к причалу, и в кузов грузовика тяжело посыпался сверкающий чешуей обвал.

– Килограмм семьсот, – заметил Сергеич, выискивая в пачке «Примстона» не слишком высьшавшуюся сигаретину и щелкая зажигалкой.

Зажигалка, само собой, огня не давала, хобби такое у китайских одноразовых зажигалок. Я достал спички и чиркнул одну, прикрывая ладонью от набегавшего с озера сырого ветра.

– Ты кран-то ниже опускай в следующий раз, бьется ж улов… – буркнул Сергеич, отворачиваясь. (Мог бы и спасибо сказать или кивнуть хотя бы. Хрен я ему в следующий раз огоньку поднесу, не нанимался.)

– Учтем, – сказал Бутов.

Стрела снова оглушительно заскрежетала, что-то с треском провернулось.

– Шестерни менять надо. Ни к черту шестерни,– сказал Бутов, спрыгивая на причал. «Академик Вавилов» качнулся, покрышка на краю пирса с шепотом притерлась о его борт.

– Надо с главным говорить, – пожал плечами Сергеич.

– Говорил уж. Завтраками кормит. – Бутов сплюнул на серые обомшелые доски. – И доски пора менять, провалится причал вместе с грузовиком, и все дела.

– Доски поменяем. На следующей неделе начнем, – сказал Сергеич.

– Как дела, наука? – спросил Бутов, поворачиваясь ко мне. (Всегда так. Сначала с Сергеичем о делах, потом ко мне: «Как дела, наука?» А какая я наука? МНС. «Майонез». Волшебник-недоучка.)

– Работаем, – неопределенно сказал я.

– Ну-ну, – сказал Бутов и пошел к кабине грузовика, чтобы обменяться не менее традиционным приветствием с водителем Федей.

Каждые три дня «Вавилов» с командой в составе Бутова, молчаливого Степана Степаныча, Драгана и Ломакина выходил на лов, чтобы вернуться с тонной, полутонной или центнером – как повезет. Центнер, конечно, не улов – всего-то две-три туши, в зависимости от размера. Молодняк они стараются не ловить – переловишь ненароком весь, что тогда делать? Бутов даже со мной по этому поводу советовался, даром что я – «майонез». Но от сорока кило уже идет не как молодняк.

Сегодняшние семьсот кило – улов выше чем средний. В прошлом году один раз привезли почти две тонны, но Пономарев накричал на Бутова: мол, такими темпами все вычерпаем, максимум тонну, не более того. Да и с разделкой не поспеем, а морозить на потом – себе дороже, потому что надо размораживать, а это, скажу я вам…

Я подошел к краю причала и посмотрел вдаль. Озеро плескалось в метре снизу, шурша волнами о скользкие причальные столбы, вдалеке над водой вились чайки. Дальний берег терялся в дымке, хотя озеро-то небольшое – километров пять в диаметре, почти идеально круглое…

На «Вавилове» возник Драган. Его цыганская физиономия была перекошена влево пухлым фингалом.

– Кто это тебя? – осведомился я.

– Бутов, зараза, – беззлобно сказал он. – Когда сеть тянули, одну упустил, кило на восемьдесят.

– Ого! – подивился я. Особи по восемьдесят килограммов попадались редко. Матерая, наверное, потому и ушла. – И чем он тебя?

– Рукой. Потом извинился, само собой. Налить обещал.

– Да, он мужик добрый. В угаре врезал, – согласился я.

– Сам я на лов ходил раз десять, в спокойную погоду. Не могу на воде – даже на резиновой лодке блевать тянет. Потому и работаю в основном на берегу, в разделочном или упаковочном, только-то и название, что научный консультант…

– Да и что тут консультировать?

– Параметры засолки?

– Дозу лаврушки?

Место, конечно, уникальное, даже более того, хоть диссертацию пиши… Да только подписку о неразглашении давал – заповедник на особом положении, какие тут диссертации. Платят хорошо, и ладно.

– Давай, наука, в цех, – сказал возникший за спиной Бутов. От него пахло вином и табаком, как от заправского морского волка.

Я потопал в цех. В подсобке надел комбинезон, черный брезентовый фартук, рукавицы. Грузовик уже заезжал задом в ворота цеха, воняя выхлопом. Из окошка торчала рожа Феди.

Мы с Ломакиным влезли в кузов и принялись сбрасывать туши в обитый жестью лоток, откуда они скользили к столу и там накапливались. Всего оказалось четырнадцать – в среднем получается по пятьдесят килограммов каждая. Ломакин ловко вскинул на плечо последнюю, шлепнул ладонью по мокрому чешуйчатому боку и сказал:

– Поджарим филе? Пономарева все равно нету, звездеть некому.