Они поровнялись со Степановым жилищем, почти новой избой, с квадратными оконцами с наличниками, с крыльцом с балясинами, под двускатной крышей.
— Я в лес по дрова, — сказал Степан. — Не увяжешся со мной? У маманьки поди и дров не запасено?
Никита обрадовался:
— Пойду. Какую никакую, а вязанку принесу.
— Тогда собирайся и жди меня.
Окрестные монастырю крестьяне жили худо. Ещё по весне налетевшая шайка казаков и ляхов увели с подворьев всю скотину и теперь захудалой лошадки на семь вёрст ни у кого не осталось. По дрова в ближайший лес ходить приходилось пешком. А на горбу много ли на зиму натаскаешь! Степан вздохнул, засунул за пояс топор, взял худые рукавицы и вышел на улицу, где его ждал Никита.
Они миновали небольшие огороды, шмыгнувши в проулок между избами квасника Нелюба Парфёнова да колпачника Давыдки Пименова и за круглым польцом заступили в лес, где монастырём была выделена небольшая делянка, на которой могли набирать валежника жители слободы.
Степан, оглянувшись по привычке, хотя знал, что окрест никого нет, срубил две небольшие осинки и сделал и них волокушу, привязав поперечины взятой из дома вервью.
— Ну вот, Никита, — сказал он, — клади валежник, мелкие сушины.
Они стали собирать валежник, Степан топором срубал небольшие сушины, перерубал их и клал на волокушу. Скоро она была полна дров. Степан попробовал протащить её несколько шагов.
— Будет, — сказал он. — Больше не дотянуть. Сейчас перевяжем, чтоб не упали дрова, и в путь.
Он перевязал тонким сыромятным в две нити плетённым ремнём дрова, взялся за жерди. Волокуша, кренясь на неровной почве, тащилась за плотником. Никита, видя, как дядька Степан тяжело тащит воз, стал помогать ему. С отдыхом они через час дотащили волокушу до слободы.
2.
Били в сполошный колокол. Удары разносились над монастырским холмом, над бревенчатыми кельями, проносились над Пажей и терялись в густом окрестном лесу.
Из покосившихся изб слободы выскакивали не сумевшие утечь под стены Троицы люди, на ходу запахивали одежонку, бежали к Водяным воротам. А набат гудел над окрестностями, вспугивая вороньё с высоких сосен.
Люди крестились, не зная, что произошло и шептали:
— Господи, спаси и пронеси лихое! Спаси и пронеси!..
На Соборной площади собрался народ, оставшиеся монахини, всего числом не больше сотни.
— Пошто трезвонили? — вопрошали крестьяне друг друга, не видя того, кто бы им мог сказать, что случилось. — Пожар где, али ещё что?
Из кельи вышла матушка Евлампия с коренастым мужичком в войлочной шапке, отороченной беличьем мехом.
— Гонец прибыл из Подушкина, — сказал она, кивнув на мужичка. — Говори! — обратилась она к нему.
Мужичок снял шапку, зажал её в руке и поклонился толпе:
— Ляхи числом более сотни идут сюда, — горячо сказал он. — В Сатькове остановились на отдых, а вскоре прибудут сюда. Казаки с литовцами бесчинствуют, отымают припасы, одёжу, скот, кто не увёл в лес…
— К нам по Инобожской дороге пойдут, — сказал кто-то в толпе.
— Прячьтесь люди добрые, — сказал мужичок. — Таите добро своё.
— Что таить? Что было уж разграбили. Иное в лес отправили. Скотину жалко. Как без скотины жить-то…
— Что скотина! Сами хоронитесь. Вороги лютуют…
— За какие грехи Господь наказывает нас…
— А вы сестры? — спросил мужичок игуменью, когда люди стали расходиться. — Как вы то?..
— А мы будем Богу молиться. Куда нам податься?
3.
Ляхи с казаками нахлынули внезапно. Не прошло и часу, как мужичонко с Подушкина сообщил тревожную весть, а они тут, как тут. И не один десяток. Монастырская улица наполнилась запахом конского пота и кожаной сбруи. Иные из слуг монастыря и скарба малого, с чем бечь в лес, не успели собрать.
Конные стали рыскать по монастырю, с десяток поскакали в Бобыльскую слободу.
Степана схватили в его избе, скрутили руки назад, выволокли на улицу, связали верёвкой и так за верёвку, как скотину, привели в монастырь на площадь. Там уже были мужики, согнанные с окрестных мест, кто не успел податься в лес. Степана толкнули в толпу пригнанных, не развязывая рук. Рядом с собой он увидел краснолицего коренастого мужичка в полукафтанье с надорванным рукавом, в кожаной рыжей шапке, отороченной овечьим мехом. Степан узнал его: это был Филипп Малой, родом из опустевшей деревеньки Сукольниково, промышлявший тележным ремеслом при монастыре, с месяц или два назад подавшийся в леса от первого наезда шлехетской своры.
Читать дальше