Юрий Любопытнов - Озеро призраков

* * *

До сих пор под Кудрином известны места, связанные с битвой, прошедшей между казаками гетмана Лисовского и мужиками в 1609 году. Луг под деревней с западной стороны, где сошлись два отряда, до сих пор звался Клинским. Рядом с ним склон, западнее, прозывался Сеча, а большая поляна у ведшей в село Озерецкое зарастающей теперь дороги, где была стоянка сечевиков, зовётся Казаково. Впрочем, и на ней уже поднялся осиновый подлесок и кусты орешника.

1991 г. Никита из Бобыльска

1.

Матушку Евлампию привлёк сильный шум за окном. Она оторвалась от чтения Великих Миней-Четей митрополита Макария, подошла к небольшому оконцу, забранному толстыми слюдяными пластинами, выходившему на Соборную площадь, хотела посмотреть, что там происходит, но сквозь запотевшую слюду ничего не было видно. Она уж было хотела выйти наружу, как в сенях раздались голоса, дверь распахнулась, и на пороге показалась ключница Никандра. За ней она увидела нищего Фролку Кривого, жившего в одной из келий обители, и рослого бородатого детину Степана сына Фомина, плотника из Бобыльской слободы. В одной руке Никандры был пестерь, сплетённый из широких полос бересты, другая рука крепко держала упирающегося оборвыша.

— Дозволь, матушка, слово молвить? — сказала ключница, и её разгорячённое лицо закраснело. — Вот кто промышляет в наших кладовых.

Она втолкнула в келью мальчишку лет двенадцати, оборванного, в вытертой бараньей шапке, в грязных лаптях.

— В погребах поймали, — добавила Никандра.

— В погребах? — лицо Евлампии посуровело, а чёрные брови насупились. — Вот значит кто вор.

Она окинула взглядом тщедушную фигуру мальчишки в заплатанном кожушке, в широких портах и неудобных лаптях, не по ноге. Задержала взгляд на весноватом лице, на русых волосах, подстриженных «под горшок», взъерошенных и вспотевших. Вернулась к жаркой печи, стены которой были выложены глиняными изразцами с изумрудного цвета диковинными птицами, скользнула руками по тёплой глине, села в кресло.

Запасы у них на зиму были скудны, и недород был, и некому было убирать выращенное, из-за лихих людей крестьяне пашни побросали, в такую суровую годину не до ярмарок было — вот и не запаслись нужным. Тем более жаль было своих трудов, когда в последние дни стали замечать — повадился в кладовые вор: то одно пропадёт, то другое.

Матушка Евлампия воззрилась на мальчишку:

— Обличьем знаком. Ты никак с Бобыльской слободы? — спросила она оборвыша.

Тот кинул быстрый взгляд на игуменью и, потупив глаза, ответил:

— Тамошний.

— Пошто в погреба ходил?

Мальчишка молчал.

Игуменья медленно повернула голову в сторону Никандры, как бы желая вновь услышать подтверждения её слов о противоправных действиях мальчишки.

Та не успела ответить, как из полутёмных сеней раздался голос:

— Вор он. Был в погребах.

— Кто там голос подаёт? — брови игуменьи сомкнулись под чёрным платом.

— А Фролка Кривой. Он мальчишку поймал.

Никандра пропустила в келью низкорослого мужичка в засаленом полукафтанье, прихрамывающего на левую ногу.

— Лжёт Фролка, матушка, — прозвучал густой голос из сеней.

— А это ещё кто? — игуменья бросила быстрый взгляд в сумрачные сени. — Кто такой этот заступник?

— Это я, матушка, — оттеснив Никандру и Фролку, порог переступил высокий детина с русой бородой, в изношенном кафтане, с вьющимися волосами на голове, с жилистой шеей. В крепкой руке сжимал шапку из плохо скатанного войлока.

— Это ты, Степан? — Матушка посмотрела на детину.

Она хорошо знала Степана сына Фомина из Слободы, плотника, коего всегда звала для починения пришедших в ветхость устроений обители.

— Отчего заступником явился?..

— Неправду говорит Фролка. Не воровал Никитка в погребах. Напраслину бает нищий…

— А ты в доброхоты записался?

— Знаю, что не воровал. Он забрёл потому что увидел, что ворота раскрыты.

Евлампия сделала знак рукой, подзывая оборвыша приблизиться… Взяв на низеньком столике чётки и перебирая их, спросила:

— Как зовут тебя, отрок?

Мальчишка засопел, вытер шапкой потное лицо. Потом, исподлобья посмотрев на игуменью, ответил: