Фёдор Грот - Ромовая баба

Сопровождать экспедицию были приставлены переводчик Кужумбетов, добродушный круглолицый киргиз, и охранник Игнат Маторин, пожилой казак станицы Городофорпостинской, который был женат на калмычке, а потому свободно говорил и по-калмыцки, и по-киргизски. На Маторина возложены были также обязанности походного повара, и на следующее утро он выехал вместе с телегами пораньше, чтобы успеть сделать в степи привал и приготовить обед.

Остальные члены экспедиции отправились верхом.

Не успела еще Астрахань скрыться из виду, оглянувшись, можно было увидеть последние домишки пригородов, а вокруг уже расстилалась степь. Ни пути, ни дороги не было перед ними, а спереди, сзади, справа и слева лежали непостижимые и необъятные пространства, ужасающие своим однообразием. Здесь не было ни ложбины, ни возвышенности, ни камней, ни растительности — одна ровная, песчанистая поверхность, уходящая за горизонт. Редко-редко встречались островки колючек и сцепившихся между собой клубков перекати-поле, сквозь которые проглядывала все та же твердая, выжженная свирепым солнцем светло-серая солончаковая почва.

Они ехали полдня, а пейзаж вокруг не менялся — только возникал то справа, то слева очередной пучок мертвой травы, и скоро Шоске начало казаться, что это один и тот же пучок, едва оказавшись у них за спиной, спешно перебегает вперед, чтобы встретить их еще и еще раз, потому что давно не видел всадников на лошадях, а видел на протяжении долгих-долгих лет лишь черные точки орлов, застывшие в блеклой вышине, сусликов, змей и прочих малоинтересных типов. Как всякий европеец, Шоске был поражен открывшимися перед ним невообразимыми просторами. Его прагматичный ум не мог привыкнуть к мысли, что сотни тысяч верст окрест являются одним сплошным пустым пространством, никем не освоенным и никому не нужным. Расстилающаяся вокруг пустота словно служила доказательством — но чему? Уж точно не тому, что природа не терпит пустоты. А может, необъятные русские степи лежат на другой чаше гигантских весов мироздания, чтобы не перевешивала первая чаша, на которую водружена груда трещащих по швам тюков — перенаселенных городов Европы и Азии?

При том что за многие часы пути им так и не встретился ни один человек, степь не была вовсе лишена населения. Напротив, его здесь было в избытке, только видел это один Шоске. Чем дальше углублялась в степь маленькая экспедиция, тем больше становилось вокруг духов. Они появились, когда еще Астрахань не вполне скрылась из виду, — большие клубы не то пыли, не то грязи, не то неразличимого простому глазу сгустившегося тумана, который, налетая, пахнул странно и резко, так что ноздри начинали гореть, а в горле першило. Клубы вихрились и катались вокруг, словно колеса, и Шоске чувствовал, что на них из этих клубов смотрят неподвижные злые глаза, рассматривают, оценивают. Он понял, что знает этот запах, — да, в этой чуждой всему живому степи пахло ромом, и это был запах мора, запах чумы.

Они вступили в ее пределы.

Когда экспедиция нагнала устроившего привал Игната Маторина, который успел уже распрячь и напоить быков и пустить их пастись на скудную траву, разжечь огонь и сварить похлебку из прихваченных с собою припасов, клубы внезапно исчезли. Однако для спутников Шоске их и не существовало.

Деревянное седло было жестким и неудобным, солнце палило нещадно, на унылую степь не хотелось глядеть, но Шоске не позволял себе задремать ни на минуту. Едва они снова пустились в путь, стали появляться новые духи. Толпы мертвых белых сусликов приходили из степи и вставали по обе стороны дороги. Когда они поворачивались, Шоске видел, что у них нет спины. Все новые и новые суслики выскакивали из-под земли и застывали, сжав лапки на груди, точь-в-точь как их живые собратья. Но если те пересвистывались, то эти каркали хриплыми вороньими голосами. Видеть их неисчислимые толпы и слушать это карканье было жутко.

Всего этого не замечали Исаев и Страхович. Когда они не дремали в своих седлах, то обсуждали теории проникновения чумы в эти края. Имя

Заболотного мелькало в их разговорах поминутно. Вернувшись недавно из монгольских степей, где он изучал «тарбаганью болезнь» — странное заболевание монгольских сурков-тарбаганов, по своим симптомам весьма похожее на чуму, — Заболотный принялся доказывать, что это-де и есть чума, а тарбаганы являются ее переносчиками и способны передать болезнь людям, которые употребляют мясо тарбаганов в пищу.