— Я не знаю, кто это, — наконец признался он. — Во всех известных мне каталогах эта сущность отсутствует. Значит ли это, что ты уничтожил духа какой-то незнакомой болезни? Не думаю. Скорее это неизвестный дух какой-то известной болезни. Наверняка эти твари кишат вокруг больницы Алисы, так ведь?
Гартмут пожал плечами. Он видел только мокрицу, хотя пробыл возле больницы больше часа и даже обошел ее кругом.
В последующие два месяца Берлепш еще пять раз посылал его на задания — два раза на рынок, дважды — к больнице Алисы и один раз — на вокзал. И все пять раз Гартмут притаскивал гугельхупфы, которые становились все тяжелее и тяжелее, будто сила превращенных созданий преображалась в вес этих ароматных и страшных бомб. А создания, которых уничтожал Гартмут, действительно становились все сильнее и опаснее — дух скарлатины в образе рогатой розовой жабы, крошечный лиловый младенец — дух родовой горячки, костлявый нетопырь — дух чахотки. Повторно встретил Гартмут и гнойную черепашку, но на этот раз она не собиралась улепетнуть, а бросилась к нему, пытаясь добежать до него, пока он не успел ударить ее своей силой. И он успел — но долго злобная тварь снилась ему во сне.
На вокзале же он впервые понял, что ему противостоит страшный враг, способный погубить не только его самого, но и его близких, стоит лишь раз дать промашку. Гартмут бродил по перрону, разглядывая вагоны и слушая свистки паровозов, как вдруг у края железнодорожной платформы его наметанный уже глаз заметил нечто странное.
Из черной грязи, покрытой радужной пленкой, торчало нечто, при ближайшем рассмотрении оказавшееся головой какого-то гада. Больше всего он походил на ящерицу, но о форме и размерах его тела можно было только догадываться. Гартмут понял, что мерзкое создание притаилось в черной жиже с явным намерением дождаться ближайшего поезда и пробраться внутрь. У Гартмута накопился уже изрядный опыт, чтобы с уверенностью сказать и то, что никакой грязи под платформой, скорее всего, нет. Такой неуклюжий способ маскироваться дух вместе с обличьем перенял от своего животного прототипа.
Создание неподвижно сидело в черной грязи, абсолютно уверенное в том, что никто не может его увидеть. Скоро, совсем скоро подойдет огромный, клубящийся обжигающим паром состав, и дух найдет незаметную щель в железном брюхе и проникнет в теплую внутренность вагона, где не спеша выберет себе подходящую жертву — толстого господина в пенсне, читающего газету, или молодого студента, едущего повидаться с родителями. Дух голоден. Ему очень холодно. Эти два чувства — холод и голод — движут им, для него они одно. Именно таков его голод, голод бестелесного существа, которое насыщается теплом горячей человечьей утробы, купается в жизненной энергии, как в горячем источнике, как в ласковом подземном озере. Ничего, что этот живительный источник скоро иссякнет, умрет приютившее его человеческое существо. Дух и его отпрыски найдут других, ведь снаружи так холодно и так голодно. Затаившаяся в призрачной грязи чудовищная тварь зябко поежилась — и вдруг поняла, что ее заметили. У края платформы стоял человеческий ребенок и в упор рассматривал его.
Немедленно, без раздумий и предупреждений, дух пошел в атаку.
На платформу выскочило черное, змеевидное на высоких мохнатых паучьих лапах. Передвигалось оно молниеносно — не успел Гартмут отступить, как оно уже оказалось у его ноги и низко присело, готовясь прыгнуть. Мальчик увидел полные злобы человеческие глаза, глядящие на него с чешуйчатой змеиной морды. Не в силах сдерживаться, он взвизгнул — и это было последнее, что он помнил.
Очнулся он, когда кто-то похлопал его по щеке. Он лежал на платформе, вокруг столпились люди. Какая-то женщина взволнованно звала полицию. К нему склонился интеллигентный господин в очках и мягко произнес:
— Ну, вот ты и очнулся.
Гартмут лежал на спине и чувствовал, как холоден под ним перрон. Крупная дрожь сотрясла все его тело.
— Что случилось? — тихо спросил он.
— С тобой все в порядке? Ты упал и уронил свой кекс. Можешь встать?
— Я упал в обморок, — произнес Гартмут, понимая, как глупо звучит такая констатация фактов.
Но люди вокруг заулыбались. На их лицах читалось облегчение.
— Держи свой гугельхупф, — произнес господин в очках. — Я поднял его, он лежал у самого края платформы. Еще бы немного — и упал на пути. Большой. И где такие пекут? И он с улыбкой протянул Гартмуту гугельхупф.
Читать дальше