Юрий Бунин - Записки судебно-медицинского эксперта

У прокурора был заместитель — здоровенный мужчина лет 30, и помощник — женщина лет 27. Мы с заместителем отправились в морг. Он располагался на отшибе, за забором райбольницы на пустыре и представлял собой бревенчатую избушку «на курьих ножках», т. е. на бревенчатых столбах высотой метра 1,5. Зампрокурора объяснил: потому, что это место весной заливает. Тут же подошла санитарка морга, женщина лет 50. Мы поднялись по лесенке, она открыла дверь и мы вошли. Одна комната метров 16, одно окошко. С одной стороны на кирпичном основании лежала металлическая 200 — литровая бочка, изображающая печку. С другой стороны, ближе к окошку — деревянный секционный стол, чем-то обитый. У окна — небольшой столик и деревянная тумбочка с инструментами. Все. Ах, да — над столом лампочка с абажуром. На столе лежал труп мужчины в зимней одежде, шапке и валенках, в характерной для замерзания позе — «калачиком». Поскольку в комнате температура была такая же, как и на улице — градусов 30 (минус, естественно), труп, пролежавший в морге не менее трех дней, промерз до твердости камня. Раздеть его для осмотра и исследования было невозможно. Я к тому времени четко уяснил методику исследования таких трупов. Повторюсь: постепенно оттаять, раздеть, описать внешний вид, еще оттаять и поэтапно произвести внутреннее исследование. Методичка нагло рекомендовала обдувать труп струей теплого воздуха и поливать теплой водой. Ха-ха! Это в Александровском-то «морге»! Я наказал санитарке протопить печку, но так, чтобы температура держалась примерно комнатная, не больше! Она кивнула, что поняла. Зампрокурора проводил меня в гостиницу.

На следующий день часам к 9 я пришел в морг. Вокруг никого, замка на двери нет. Поднимаюсь, открываю дверь, и в лицо мне ударяет поток даже не теплого, а горячего, почти раскаленного воздуха! Бочка-печка с забитой дровами топкой гудит и так раскалена, что аж светится! Дышать в комнате нечем не только из-за жары, но также из-за гнилостного запаха. Санитарочка либо меня не расслышала, либо не поняла и всю ночь, бедняжка, кочегарила печь на всю катушку. Печку я тушить не стал, да я и не смог бы этого сделать, просто открыл дверь настежь. Через полчаса температура стала более-менее рабочей, я снял верхнюю одежду, нацепил халат и начал осматривать труп. В этом пекле он очень сильно оттаял. Открытые части тела — лицо, кисти рук — были багрово-красного цвета, раздуты гнилостными газами, лицо напоминало маску утопленника с выпученными глазами, склеры век и белочные оболочки глазных яблок грязно-красные, роговицы мутные, зрачки не видны. Руки и ноги легко гнулись. Так как санитарки поблизости не было, а где ее искать, я понятия не имел, пришлось раздевать труп одному, не привыкать. Снял одежду, осмотрел — одежда чистая, без повреждений. В кармане полушубка мелкие деньги, пачка папирос, спички. Выходной костюм (на свадьбе был, однако). В карманах пиджака паспорт (его данные мне были уже известны из постановления) и часы-«луковица» из белого металла. Открыл крышку — идут и даже показывают текущее время! Никаких повреждений на трупе не было, даже встречающихся при замерзании «фирновых» ссадин на лице и кистях рук. Значит, покойный не пытался ползти, просто упал в снег и замерз. Кожа и мягкие ткани шеи, туловища и конечностей тоже полностью оттаяли, мягкие, податливые. В подкожной клетчатке груди и живота умеренная гнилостная эмфизема — похрустывание мелких пузырьков газа. На груди и животе слабо выраженная гнилостная венозная сеть. Трупные пятна на левом боку (так лежал труп), разлитые, грязновато-красно-розовые — некоторый намек на гипотермию. Опустив подробности вскрытия, скажу только, что внутренние органы почти полностью оттаяли, но загнить не успели, и я нашел полный (прямо-таки «студенческий») набор признаков смерти от общего переохлаждения организма: и «мозговую пурпуру», и пятна Вишневского, и полнокровие левого сердца, и «муаровые разводы» между правой и левой кровью, и пятна Фабрикантова — кровоизлияния на слизистой почечных лоханок, и признак Самсон-Гиммельштирна — переполнение мочевого пузыря, и признак Пупырева — подтянутые в паховые каналы яички. Взял весь необходимый для лабораторных исследований материал, упаковал, оформил. Тут, откуда ни возьмись, появилась санитарка. Я уж не стал ей пенять за излишнее усердие, просто попросил зашить и обмыть труп, вымыть инструмент и секционный стол.

Придя в прокуратуру, я доложил результаты вскрытия. Немного забегу вперед. Вернувшись в Томск, я получил результаты судебно-химического исследования крови и мочи, гистологического исследования, закончил заключение и отправил в Александрово. Через некоторое время мне позвонил зампрокурора и попросил разъяснений. Дело в том, что в моче покойного было обнаружено более 4 промилле алкоголя (это много, но по моче степень опьянения не определяется), а в крови — 0,7 промилле (для живого — легкая степень опьянения). Вот следователь и недоумевал: все на свадьбе видели, что покойный пил «як конь» и перед уходом буквально лыка не вязал. Пришлось объяснить, что при гипотермии — общем переохлаждении организма, и снижении температуры тела ниже 27–28 °C (смерть наступает при 25–26 °C) резко (более чем в 20 раз) увеличивается активность алкогольде-гидрогеназы — фермента печени, расщепляющего алкоголь, и он интенсивно сгорает. А с алкоголем, выведенным почками в мочевой пузырь, ничего не делается — нет там никаких ферментов. Вскоре эту зависимость мне пришлось испытать на собственной шкуре.