Михаил Сегал - Почерк

В сквере на лавке сидел мальчишка, сбежавший с уроков. Мальчишка неторопливо откусывал от багета, торчащего из портфеля, и смотрел в одну точку. И больше ничего. Гастон даже немного пожалел, что он не такой юный, беззаботный, что многого уже не будет в его жизни, по крайней мере, впервые. Судя по карте, которую показал ему господин в бюро и которую он запомнил навсегда, там дальше за сквером находились трамвайные пути, школа и рынок. Так и оказалось, и вообще, возможно, на карте чего-то не было, но то, что было, составители отметили с точностью до метра. День стоял будний, и скаты рыночного павильона отбрасывали тень впустую, просто так, ни для кого, даже коты предпочли укрыться под автомобилями.

Школа выглядела как тюрьма – безмолвной и смирившейся. Гастон подумал о том, что хоть у него и хватает в жизни проблем, тем не менее он куда-то идет, до него никому нет дела, а дети заколочены за дверьми школы, как за крышкой гроба, и деться им некуда. Не испытав никаких чувств, Гастон пошел дальше. Птицы пели все громче, трамвайные пути привели в богатый район. За собором легли и устремились к реке улицы с магазинами, парикмахерскими, кинотеатрами. Вот уж где было много солнца. Оно освещало дома откуда пожелаешь: прямо, сбоку, отражаясь в соседних зданиях. Но это был центр, давно нанесенный на карту, а идти предстояло к окраине. Гастону нравилась такая работа: он гулял, и ему еще платили.

Всего и не перечислишь, что он увидел в этот день. Например, отличную спортивную площадку. Парни чуть моложе его играли в футбол. Мяч улетал далеко, а иногда ударялся о металлическую сетку прямо около лица, так что приходилось отклоняться. И на несколько мгновений еще оставался запах мяча, а сетка звенела. Потом стало жарко, Гастон решил отдохнуть и посидел немного на тротуаре в тенистом переулке. Бездомный или не слишком любимый хозяевами пес уткнулся ему в ботинки. Было жалко покидать его, пес словно просил остаться, но это был просто один из множества переулков, и присел тут Гастон случайно, он спешил по делам, так что пришлось отвести взгляд и уйти. Жизнь, стоящая на якоре, приписанная к своим тротуарам и подъездам, оставалась за спиной и, став ненадолго осязаемой, опять превращалась в тень, во что-то, мимо чего ты проходишь, такой же случайный и чужой. В окне парикмахерской на мгновение мелькнуло лицо, похожее на Гастона, так что он сразу и не понял: был ли это другой человек или зеркало. Впрочем, конечно, это был кто-то другой: сидел в кресле, клочья волос разукрасили накидку, как горностаевую мантию, голова нелепо вывернулась на худой шее.

Потом, прижимаясь к домам, пропуская грузовики, Гастон дошел до моста через реку, бурлящую под самим мостом и тихо огибающую зеленые острова с невысокими деревьями. И вот он увидел цель своего путешествия – улицу у железной дороги. Выстроена она была бестолково: стелилась вдоль путей, обходила петляющий канал и одной выходящей на солнце стороны не имела. Осторожно заходя против ветра, Гастон обошел новые дома. Солнце падало уже только на верхние этажи. Вообще тут, если не считать шума поездов, жить, наверное, было хорошо. Итого: девять новых домов, один даже из кирпича. Расположение Гастон запомнил. Его наниматель предлагал взять с собой бумагу и карандаш, но кто же зарисовывает карту на месте! Все нужно запомнить, а нарисовать потом, когда вернешься и будешь в безопасности.

Сделав работу, Гастон купил хлеба, самый дешевый багет, спрятал его в сумку и пошел к железной дороге. Она находилась в низине, а по бокам лежали зеленые холмы. Дальше, по ту сторону, в направлении леса, уже не было ничего, и Гастон подумал, что он сейчас самый крайний человек в городе. Он лег на траву, поел хлеба и уснул. Может быть, даже не совсем уснул, потому что лежал и думал, что ему нравится спать. Трава была очень мягкая, а ветер теплый, а потом Гастон проснулся. Солнце почти село за гору, дома стояли в холодной тени.

Никогда до этого не чувствовав счастья, Гастон подумал, что сейчас почти счастлив. Ему нравилось то, что он спал, а потом проснулся. Может быть, не совсем проснулся, потому что еще какое-то время не мог понять, где он и даже – кто он.

Не испытав никаких чувств, Гастон встал. День завершился. Потемнели светлые дома и почернели темные. Запах тины со стороны канала стал острее. Нужно было возвращаться. И он бы вернулся, если бы, поворачиваясь, не поймал краем глаза отблеск света с той стороны железной дороги, оттуда, где ничего не было. Присел. Кто-то пытался ослепить его, сбить с толку. Или наоборот – плохо замаскировался и выдал себя. Гастон просидел на корточках, не двигаясь, минуту и мог бы, конечно, проползти по траве к домам, а там затеряться, но что-то его останавливало, не все было понятно.