Денис Епифанцев - Слова и жесты

Я на секунду представил его голым. С седыми волосами по телу. Очень худым и крепким телом дачника, лыжника и грибника. И, возможно, синей расплывшейся армейской татуировкой.

Удивительно, как иногда плохо сделанная и криво сидящая одежда заставляет думать о том теле, что она скрывает. Странный эффект, но всегда кажется, что под этим ворохом, сложившимся в странные складки, как будто на тебе чехол от дивана, должно скрываться красивое тело.

И наоборот. Когда ты видишь толстую жопу, обтянутую лосинами, и не важно, мужская это жопа или женская, ты думаешь о том, что некоторые люди совсем не смотрят на себя критически. Нет, милая, ты не прекрасна вся, какая есть. Нет, худые злые подтянутые бабы тебе не завидуют.

Красота в сокрытом?

Охранник листал какой-то журнал. Даже отсюда было видно, что это один из тех журналов, которые в огромных количествах раздают в таких магазинах. Главным редактором в них обычно жена владельца торгового центра: крупная блондинка с жирным слоем красной помады, непрокрашеными корнями и выдающейся грудью. Вот такой журнал. Там обязательно есть самая тупая рубрика «Мастхэв». И пишут еще так «Мастхэв осени». Еще есть светская хроника на эскалаторе ТЦ и рассказ про Коко Шанель.

В общем, если бы кто-то взялся придумать что-то максимально непохожее на «Завтрак у Тиффани», то это было именно оно.

– Ты собираешься пропасть в Африке? – спросил я.

– Ну, главную фразу я уже знаю.

– Какую же?

– Доктор Ливингстон, я полагаю?

Самая большая достопримечательность Машиной квартиры – это мебель из дворца последнего китайского императора. Мебель из дуба, покрытая аутентичным черным лаком, за эти годы ее ни разу не реставрировали, только перетянули и подновили диван. Но этого и не требуется – все в идеальном состоянии. Мебель вывезла ее мать еще в советское время, она купила ее, как дрова и, оформив все документы, поставила у себя дома. Мне иногда кажется, что моя любовь к Китаю началась с секса на этом диване.

Я закуриваю и иду на кухню. В раковине стерильная чистота. Я проверяю пальцем кран – он высох до дна. Заглядываю в холодильник. Пока взрослые в отъезде, Маша дома не ест. В холодильнике охлаждающая маска для глаз, три бутылки «Мондоро», «Эвиан», «Перье» для коктейлей вместо содовой, куча апельсинов и сыр с плесенью, в отделении для яиц таблетки.

– Как обычно, да. Ты все так же на строгой диете – кофе и сигареты.

Маша заходит на кухню и наливает из турки через ситечко кофе в белые фарфоровые китайские чашки. Чашки тоже императорские, они уже старые, и это видно по слегка истершемуся рисунку, по мелким сколам. Они тонкие, почти прозрачные с пейзажем из сосен, гор, облаков. Маша долго хлопает дверцами шкафов и в конце концов находит чистые серебряные ложки и сахарницу.

Я курю. Пью кофе.

Маша варит отличный кофе, она сама обжаривает зерна, которые привозит отец, так, чтобы появился жженый привкус. У нее есть специальная ручная кофемолка, в которой я мелю кофе иногда вечерами, когда мы проводим дни у нее. Кофейный сервиз и все другое.

– Тему встретил, когда к тебе ехал. Сидит в макдаке и пьет. У него уныние. Хочет переехать в Австралию. Обнаружил, что люди не хотят жить в настоящем. Хотят жить в прошлом, некоторые в будущем, но в настоящем никто не хочет жить. Слишком телесно, слишком натуралистично.

И при этом сам тоже не хочет жить с этими людьми. Говорит, что настоящее есть в Австралии. Описывает вполне правдоподобно. Но сам факт. Аргумент слабый.

А я потом, пока к тебе ехал, подумал, что метафору про то, что кино – главное, что структурирует нашу жизнь, надо читать и в обратную сторону.

То есть. Если мы можем сказать, что кино – это такая штука, которая научает нас, как вести себя, как дружить, как флиртовать, как жениться и как разводиться, то и в обратную сторону это должно работать.

Возьмем… Например… Вот! Возьмем, например, «Солярис» Содерберга.

Да, я знаю – я последний в мире, кто его посмотрел. И, в целом, чего? Годное кино. Крепкое, ладное. Упругое. Белозубое. Очень американское, но это и хорошо. Без претензии. Мне даже понравилось. Хорошее такое приближение к Тарковскому. Я подумал: «О, здорово, надо пересмотреть Тарковского». Давно его не видел. Прямо так давно, что можно сказать, что вообще не видел. Посмотрел Тарковского. Последний раз мы его вместе смотрели, помнишь? Потом задумался и пересмотрел «Космическую одиссею».

Маша молчит. Она осторожно отпивает кофе и я замечаю, как легкой пыльцой в чашку осыпается глина с ее лица.