Денис Епифанцев - Слова и жесты

Встает. Расправляет платье. Пару раз притоптывает, чтобы туфли не скользили. На каблуках она выглядит выше, стройнее и еще сексуальнее. Сквозь платье слегка обозначается нижнее белье. Мне хочется погладить ее бедро, но она ускользает, даже не заметив моего движения.

Она выходит в коридор и занимается прической. Расчесывает каре на прямой пробор, слегка закрепляет все лаком.

Длинные черные жемчужные нити теперь висят на спине, спереди это похоже на строгий ошейник, я наблюдаю за ней в зеркале. Это старинное венецианское зеркало в более молодой раме. Раме лет сто, тогда как зеркалу уже, наверное, лет триста. На мгновение она замирает, взгляд уходит куда-то в себя, и в ней появляется что-то вермееровское. Не в ней самой, а в ее отражении. Вот рама, вот свет, вот она. Это длится всего мгновение, потом взгляд проясняется. Чуть поворачивается, проверяет, не слишком ли глубокий разрез на спине, не видно ли лямку. Снова оглядывает себя с некоторым сомнением, поджимает губы, а потом, как будто приняв решение, уверенно кивает и отворачивается от зеркала.

Она возвращается в кухню и отпивает из рюмки.

Берет маленькую черную сумочку-конверт и начинает последовательно складывать: ключи от квартиры, зажигалку, сигареты, телефон, кредитки, по всей квартире в самых неожиданных местах валяются наличные деньги. Она собирает их и тоже прячет в сумку.

Я скалюсь в зеркало, висящее в коридоре, и тем же жестом, что и Тема, провожу языком по верхним зубам.

Маша достает из сумочки помаду. Это вся ее косметика. Еще она берет с собой матирующие салфетки.

– Выпиши такси, – говорит она и женским движением как бы целует саму себя, цвет по губам, – все взял? Где мои перчатки?

Я подтверждаю заказ в приложении. Пишут, что через две минуты за нами приедет Таймир, значит, можно спускаться. Маша берет перчатки, одним круговым движением накидывает на плечи блестящий жакет, и мы выходим. Я вызываю лифт, она звенит ключами, закрывая дверь. Жакет слегка оверсайз, она в нем немного теряется, ее плечи кажутся меньше и нежнее, и сама она кажется как-то беззащитнее. Когда двери лифта открываются на первом этаже, она берет меня под руку, и мы, чеканя шаг, проходим по сумеречному вестибюлю. Она кивает охраннику на входе.

Он сидит за канцелярским столом. На столе стекло, под стеклом разные записки с телефонами, горит лампа, пара газет, книга, телевизор, который он убавляет, когда мы приближаемся, по телевизору передают новости. Показывают самолет.

– Мы уходим, солнышко, – говорит ему Маша, она слегка повисает на мне, запускает руку мне под пиджак, гладит по животу и спускается ниже под ремень брюк, но не глубоко, а слегка обозначая, – кстати, Костик, познакомься, это Славик. Славик, мы будем поздно вечером или рано-рано утром. Или вообще не будем, не скучай без нас, – все, что она делает рукой под моим ремнем, она делает так, чтобы охранник это видел.

Мы выходим из подъезда.

– Зачем? – спрашиваю я.

Она улыбается: «Прости, не удержалась».

– Я знаю, знаю. Не говори мне, – она смеется в такси.

Черная блестящая иномарка, похожая одновременно на дорогой чемодан и флакон духов лимитированной серии. Тонированные стекла добавляют сумрака. Я вдруг как бы оглядываюсь по сторонам и замечаю, как ярко светят фонари сквозь лобовое стекло и как этот свет практически не проникает к нам на заднее сидение, где мы оба в черном кажемся призраками. Если мы перестанем дышать, то, возможно, нас не смогут зафиксировать даже камеры. Сидения широкие, эргономичные. В салоне пахнет кожей и ванилью. Платье у Маши немного отражает свет. Иногда фары встречных автомобилей заглядывают в салон, и тогда колено или рука, там, где кожа оголена, как бы вспыхивает холодным белым искусственным светом. Я провожу пальцем по шву сидения. Там, где кожа переходит в твердый винил, пролегает граница от теплоты к холоду.

Мы сидим на заднем сиденье и Маша, как это обычно она умеет, пытается одновременно сделать несколько вещей: она сняла часы и кольцо, на коленях у нее клатч, она надевает перчатку на левую руку. Перчатка длинная, выше локтя. Потом застегивает часы, потом надевает кольцо. Вторая рука – голая, чтобы пользоваться телефоном. Я наблюдаю за всем этим действием и думаю о том, что это ее способ переживать реальность. Она, раскладывая вещи по салону, как будто обживается в комнате. Как будто переносит сюда часть своего дома. Делает это пространство своим. Присваивает его, завоевывает путем экспансии вещей. Такой круговорот вещей в машине. Она вытряхивает все из клатча, потом складывает обратно, потом снова начинает что-то искать и снова вытряхивает. Это не заемная машина, куда она села по случаю – это ее машина и ее водитель, и они едут по ее делам.