Из бадьи на него светили пять желтоватых лучей.
— Костя, может, ему пора? — спросил Ипполитов.
Прошла еще минута. Вытягивались и лопались гроздья белых пузырьков. «Лучше самому быть там», — подумал Морозов.
Впервые он так ясно ощущал тот конечный рубеж, за которым уже ничего не может быть, ни холода, ни страха, ни этих размытых бликов на плещущейся воде.
Павлович вынырнул, схватился за руки Морозова, дотянулся до лестницы, сорвал маску и загубник и жадно задышал открытым мокрым ртом. Его глаза не мигая глядели в ржавый борт бадьи. Загубник с шипением травил воздух. Павлович отдышался и полез вверх, сгорбившись под тяжестью баллонов. На Морозова обрушились струи воды, он отплевывался, тряс головой и тер глаза.
Все кинулись стаскивать с Павловича скользкий черный костюм. Медсестра дала Морозову простыню, и он стал вытираться.
— Ну что там? — спросил Ипполитов.
— Что там?! — бросил Павлович и повернулся к проходчикам. — Ничего у нас не выйдет. Будем подниматься!
Это были его первые слова. Он не походил на себя; он требовательно глядел на проходчиков, которых прежде не замечал, которые прежде не были ему нужны, но теперь он как будто чего-то от них ждал.
«Слава богу, что все кончается, — подумал Морозов. — Было бы смешно задохнуться в этой помойке».
Он наклонился и закрыл вентиль акваланга, все еще, выпускавший сжатый воздух. Ипполитов и Бут посмотрели на него.
— Значит, не вышло, — вздохнул низкорослый проходчик с белым рубцом шрама на верхней губе. — Ну что, подъем? — и тоже посмотрел на Морозова.
— Подъем, — кивнул ему Павлович. — Давай сигнал!
— Что ж, надо подниматься, — хмуро согласился Константин и спросил Павловича: — А ты скважину хоть видел? Какая она?
— Что?
— Скважину.
— Там нулевая видимость, — усмехнулся Павлович, — ничего не разберешь. Столько железа наворочено… у меня баллон зацепился за какую-то железку… и все. Больше и сказать нечего.
— Ладно, нечего так нечего, — согласился Морозов. — Лучше бы нам здесь совсем не показываться. Поднимаемся, что ли?! — И стал расстегивать куртку. — Ипполит, что молчишь? Поднимаемся? — Он скинул куртку. — Бут? Поднимаемся! — И стащил сапоги.
Павлович подошел к нему, схватил за плечи и тряхнул:
— Я был там! Мы взялись не за свое дело.
— Иди ты… — сказал Морозов. — Я знаю, что я делаю.
Ипполитов помог надеть гидрокостюм, и Константин, перевалившись через борт, не оглядываясь, ушел в воду.
Он осторожно двигался вниз, нащупывал правой рукой бетонную стену и левой защищал голову. Снизу слышался ровный глухой рев. Мутная белесая вода, освещенная лампой, билась в маску и терла песчинками ее стекло.
«Мы жили с ним в первом подводном доме», — вспомнил Морозов и почувствовал, что лжет.
Не было маленького дома у скалы, где раскачивались водоросли, где проносились сотни мелких ставридок, не было подводных рассветов, выхода в ночное море и вспышек зеленовато-белых пузырьков воздуха, похожих на холодный огонь, не было утренних радостных разговоров по телефону, не было Павловича… Был этот наводящий ужас рев.
Константин продолжал опускаться. Стали мерзнуть пальцы рук и ног. Казалось, что слабеет подача воздуха.
Он наткнулся на торчащую из стены проволоку, взялся за нее и замер. Надо было успокоить дыхание. «Беречь маску, — мелькнуло у него. — Если отбросит и потеряю сознание — как без маски?.. Впрочем, без сознания нельзя ничего сберечь. Господи, почему он струсил?!»
Морозов отпустил проволоку и снова схватил ее. Ему чудилась бездонная глубина подземного моря, ее жадное ожидание. На него словно кто-то взглянул снизу, из бездны, куда он должен был спуститься, несмотря на свою трусость, ибо наступил единственный миг, когда у него не стало выбора.
Он разжал пальцы.
Сила поднимающейся воды увеличилась, пришлось подгребать ладонями, больше — правой, потому что левая защищала лицо. Теперь он был вынужден оставить удобную ориентировку по стене, но время от времени старался прижаться плечом к вогнутой бетонной поверхности, чтобы не отклониться в середину ствола. И ему по-прежнему казалось, что кто-то за ним следит.
Страх глубины, сказал Морозов себе, это просто страх глубины, ты же знаешь, что он проходит.
Левая рука наткнулась на какой-то твердый предмет. Морозов попытался определить его размеры и, не отходя от стены, провел рукой ощупывающий полукруг. Предмет был большой. Длины руки не хватило, чтобы добраться до его конца.
Читать дальше