Святослав Рыбас - Варианты Морозова

Его огромное самолюбие так и не было удовлетворено в годы успехов. После того как клуб не стал лабораторией в научно-исследовательском институте, Бут словно споткнулся на жизненном пути. Он ясно увидел свое настоящее: старший инженер с заработком в сто шестьдесят рублей, жена, двое детей, и главное — за спиной ничего не оказалось. Дымку романтики, окружавшую «Ихтиандр», развеяло. Надо было перестроиться, забыть поражение и заняться чем-то реальным, например диссертацией. Но Бут с его гибким умом неожиданно оказался твердолобым в этом простом положении. Он решил ставить на «Ихтиандр» до конца.

И тогда его жена Лена порвала дружбу с женой Ипполитова. Она устала. Ипполитов давно был кандидатом технических наук, зарабатывал вдвое больше и, поддерживая в Буте иллюзии, сам ничем не рисковал. Новый образ Ипполитова был рожден не завистью, а отчаянием. Она защищала своих детей. Если бы можно было отправить Бута на принудительное лечение, как это делают с алкоголиками, Лена бы, наверное, решилась на такой шаг. Ей казалось, что, отключив Бута от друзей, она разбудит его.

Ей было на руку, что Наташа Ипполитова, выслушав ее боль, не приняла ни слова и повернула все против Бута. Выходило, что не Ипполитов играет ее мужем, а наоборот — из Ипполитова вьют веревки, вымогают у него деньги на разные прожекты, не дают лишний раз купить на рынке продукты для ипполитовских детей, что Бут делает себе карьеру чужой кровью. Она беспощадно пересказала Буту этот разговор, а Наташа, должно быть, постаралась раскрыть глаза Ипполитову. У них была одинаковая цель. Обеим надоело жить надеждами и проводить вечера в одиночестве. Они были правы самой главной правотой, которую им дало рождение детей. Они словно подытожили: «Мужья, всему свое время. Вы опоздали стать удачливыми. Будьте же такими, как вы есть, но только рядом с нами!»

И здесь Ипполитов был вынужден пойти против своих принципов. Он не мог оставаться в согласии с собой. Семья была частью его самого, а она-то и воспротивилась его действиям. Ему понадобилось оправдываться, и это только подчеркнуло его вину. Наташа быстро вспомнила: «Добру не нужны оправдания!», и он почувствовал, что молодое время ушло.

С той поры Бут перестал бывать у него дома. Обоим должно было быть тяжело и совестно друг перед другом. Что бы они ни думали, что бы ни умалчивали и ни скрывали, а их дружба вместе с «Ихтиандром» приближалась к концу.

Фургон въехал в большой серый разбросанный город, как будто механически составленный из десятка мелких шахтерских поселков. Одноэтажные дома были окружены садами и огородами, деревья наклонялись через заборы и роняли листья. За ночь тротуар был закрыт облетевшими листьями.

Городок еще спал. Однообразным и железным звуком стучала сломанная полуось.

Миновали газетный киоск, на стене которого висел красный плакат с улыбающимся счастливым шахтером. Потом проехали мимо магазинов со скромными витринами, мимо отделения автоинспекции и стоявшего там смятого, без стекол, новенького «Москвича», укрытого картонками и связанного проволокой. Фургон повернул налево. Здесь пошли пятиэтажные кирпичные дома. Наверное, близко был центр. Однако фургон повернул еще раз, и вскоре улицу снова составляли маленькие домики, заборы и сады.

Морозов нажал на клаксон. У фургона зажглись красные стоп-сигналы, он остановился. Константин вылез из машины, Павлович уже шел ему навстречу.

— Куда мы едем? — спросил Морозов.

— На ту шахту, — сказал Павлович. — Тут близко, ты не против?

Конечно, было поздно спрашивать морозовского согласия после того, как они там решили буксировать «Запорожец» до самой шахты. Однако ни в выражении лица Павловича, ни в его голосе не было заметно смущения: Морозов увидел лишь то выражение хозяйской удовлетворенности, с каким Павлович взялся ему помогать. Сейчас было бесполезно что-либо выяснять. Надо было решить — ехать или оставаться?

— Поехали, — сказал Морозов.

Скоро они были на месте. Обшитый белым шифером проходческий копер возвышался над степью. Сквозь серые облака мелькало солнце. Ветер усиливался. Издалека было видно, как из шахтного ствола поднимались огромные железные бадьи с водой. Они опрокидывались, и раздавался мощный глухой шум водопада.

Морозов представил, что должно твориться в глубине ствола. И он подумал, что теперь у него не останется возможности отступить. Если бы он не видел, не слышал — затопление ствола никогда бы не задело его. Теперь надо было перебороть свой страх.