Святослав Рыбас - Варианты Морозова

«Хорошо бы с ним выпить, проговорить целый вечер, — подумал Морозов. — И открылся бы такой же нормальный, ни хороший, ни плохой человек, как все мы. Но на это нет времени. Павлович эту несуразицу чувствует острее…»

Столовая помещалась внутри главного здания, она была закрыта. Кулешов потолкал дверь, выругался и сказал:

— Ну я тебе покажу!

— Ничего, Михаил, — вымолвил Морозов. — Сейчас все равно не до еды.

— Ах, нехорошо! — Кулешов сделался еще мрачнее. — Что ж, тогда давайте переодеваться.

— Вот и ладно, — торопливо сказал Ипполитов. Ему, наверное, стало неловко за Кулешова. — Мы дома поели. Знаете, перед самым спуском лучше вообще не прикасаться к еде.

— Что ж теперь делать? — проговорил Кулешов. — Такие мы, значит, хозяева!

— Вы можете выполнить одну просьбу? — нахально спросил Павлович.

— Какую?

— Видели «Запорожец»? По дороге там сломалась полуось. Надо бы где-нибудь найти.

— Гм, — ответил Кулешов. — Даже не знаю.

— Но вы все-таки попробуйте, — сказал Павлович. — Костя, где ключи от машины?

— Не надо, — покачал головой Морозов. — Где они достанут полуось?

— Ладно, попробуем, что же поделать, — Кулешов протянул раскрытую ладонь.

И Морозов отдал ключи, не слишком веря, что выйдет толк. «Я бы сейчас уже разговаривал с Верой», — подумал он.

…Бадья плавно шла вниз, миновала рабочий полок и остановилась. Было темно, сыро и холодно. Внизу в бетонном тесном колодце плескалась мутная вода. Сверху шел серый слепой свет.

Семь человек, стоявших в бадье, были одеты в одинаковые брезентовые куртки. Через плечо свисали зажженные лампы-коногонки. На дне лежали акваланг, отбойный молоток и инструменты. Двое из шестерых были проходчиками и стояли тут без всякого смысла. Седьмой была медсестра.

— Я иду первым, — сказал Павлович.

— Почему ты? — спросил Ипполитов.

— Потому что я!

Морозов с Бутом промолчали. Было ясно, что Павлович не уступит, да и не было у них в эту минуту его безоглядной решимости, как не было ее у Ипполитова.

Когда-то было что-то подобное. Белый домик с красной суриковой надписью покачивался полузатопленный в бухте под скалой. Ночью штормило. Надо было устоять на вращающемся круге, приведенном в движение их молодой волей, устоять перед последним испытанием, которое казалось тогда самым значительным, и, уйдя в глубину моря, выйти на землю победителями. Утром сделалось ясно и тихо. От берега до горизонта в спокойной замутненной воде сияли солнечные блики.

Тогда их тоже было четверо — Павлович, Ипполитов, Бут и Морозов, и тогда, кажется, тоже спорили, кому идти первым. Ипполитов не смог из-за больного сердца, Бут был нужен наверху, и остались Павлович и Морозов, которым было суждено начинать.

Теперь что-то повторялось: они снова были вчетвером перед новой задачей.

Но теперь каждый из них спрашивал себя: «Неужели мы едем последний раз?» — и, находясь в состоянии предначального возбуждения, не решался ответить себе.

Павлович перешел к противоположному борту, где крепилась лестница-стремянка. Его лицо из оживленного сделалось тупым и жестоким.

Морозов снова посмотрел вниз, еще не веря, что ему действительно придется туда спуститься. Он знал, что спустится. Но то, что всегда было в нем сковано сознанием, уже вырвалось из-под контроля. Константин не раз бывал под водой, погружался и в ночное тревожное море, и сейчас он вспомнил те погружения. Ему показалось, что он овладел собой. «Ты же не трус, — еще сказал он себе. — Там ничего не может случиться». Тем не менее Морозов чувствовал, что он-то и есть трус.

Павлович разделся и, рыча от холода, втискивал свое мускулистое волосатое тело в гидрокостюм. Ипполитов помогал ему. Бут прислонил к стене баллоны и, открыв вентиль, проверял подачу воздуха.

Морозов скинул куртку. Под ней была белая нательная рубаха, выданная вместе со всей спецодеждой. Он расстегнул ее, потом скинул сапоги и разделся совсем.

Павлович натягивал на голову маску. Ипполитов и Бут подняли акваланг и держали наготове.

— Костя! — подмигнул Павлович сквозь стекло маски. Он ловко и быстро накинул на плечи ремни акваланга, сунул в рот загубник и попробовал дышать. Потом перекинулся через борт и по лестнице с горящим светильником исчез под водой. За ним потянулся страховочный тросик.

Прошло довольно много времени — может быть, минута. Все молчали.

— Надо страховать, — сказал Морозов. Он надел маску и прыгнул в воду.

Было очень холодно. Константин держался руками за железную ребристую перекладину лестницы и смотрел на всплывающие белые пузырьки.