Дун Си - Жизнь без слов. Проза писателей из Гуанси [антология]

В пути он все время негромко помыкивал, а я досадовал, что идет он очень медленно. Таким молодым телятам дорога внове, они обычно носятся, расставив ноги и раздувая ноздри из-за бьющих в нос запахов разнотравья. Но сейчас он, как взрослый буйвол, шел за мной в поводу, неторопливо ступая, и его не раздражала даже кровь из носа. Я хлопнул его пару раз, но он лишь горестно промычал.

Не успел я привести его в деревню, как следом примчалась Лань Юэцзяо. Я увидел ее впервые. Личико маленькое, а глазищи огромные, фигурка изящная, а груди большие, подует ветер посильнее, тут же заколышатся. К рождению и вскармливанию детей приспособлена хорошо, а красоты я не разглядел никакой. Стоит передо мной, съежившись, как побитая. Я понял, что победил, выскочил из помещения рабочей группы и побежал к Лао Ланю, Лао Лю и Лао Чжану с криком:

— Лань Юэцзяо явилась! Лань Юэцзяо явилась!

Но никто ко мне даже не вышел. В щелочке чуть приоткрытых дверей Лао Лю мелькнула пара глаз, и дверь тут же плотно закрылась. Ну и поделом тебе, плешивый.

Толпа вокруг меня не собралась, потому что все видели буйволенка с капающей из носа кровью, который был привязан под сосной и молчаливо взирал на контору, где я устроился. Думаю, в душе члены группы, конечно, обрадовались: ведь наконец поймана Лань Юэцзяо, кость в горле у всей деревни. Ее одну стерилизовать — все равно что три такие операции сделать. Вот уж счастье привалило! Они наверняка надеялись, что я, хулиган этакий, победоносно доведу дело до конца, прямиком доставлю ее на операционный стол, и все будет в полном порядке. Ну нет, мне еще многое хочется ей высказать.

— Беги, — обратился я к Лань Юэцзяо, вернувшись в контору. — Что же ты не убегаешь?

Она стояла, не шевелясь, будто не понимая, о чем я. Я решил, что сперва расскажу, как облысел Лао Лю, чтобы было понятно, почему пришлось продеть кольцо в нос буйволенку. О Лао Лю я рассказывал без всякой жалости, не только о том, что он облысел, но и об открывшемся у него недержании мочи и кала. Пока я говорил, Лань Юэцзяо по-прежнему стояла, не шелохнувшись, будто волосы у Лао Лю выпали сами и к ней это не имеет никакого отношения. Упомянул я и о Вэй Цзяне, упавшем с горного склона, но она все так же держалась, словно Вэй Цзян сам со склона спрыгнул. Делать нечего, остается доставить ее на операцию. Только я собрался выходить, смотрю — на костылях ковыляет Вэй Цзян.

Его появления я никак не ожидал и поспешно закрыл дверь перед этим человеком, с подачи которого я колотил по мешку с песком сто дней без перерыва и натренировал руки так, что мог сокрушить кулаками что угодно. Вэй Цзян принялся с грохотом стучать, совсем как я в дверь Лань Юэцзяо. Он стучал и ругал Лань Юэцзяо, а также заявил, мол, что бы она ни говорила, пару оплеух он ей должен отвесить. Я просил его вернуться в больницу, он ни в какую, и у нас разгорелся спор.

— Я и так у нее теленка увел, — убеждал я, — чего ты еще хочешь? Ее операция за три сойдет, чего еще надо? А пару оплеух можешь мне отвесить.

Вэй Цзяну ничего не оставалось, как уйти. Но на прощание он пару раз злобно стукнул теленка Лань Юэцзяо костылем по спине. Черныш лишь замычал.

Не успела Лань Юэцзяо войти в операционную, как появился ее муж. Весь в слезах, он рыдал так, словно у него в доме кто-то умер, и, похоже, хотел, чтобы Лань Юэцзяо рожала еще. Появившийся на сцене последним главный герой этой истории так вывел меня из себя, что захотелось врезать ему пару раз. Но я не успел, потому что он обнял меня, уткнулся лицом в грудь и залил ее слезами и соплями, словно встретив близкого родственника после долгой разлуки.

После операции Лань Юэцзяо с мужем пошли домой, позади них плелся черный буйволенок. Солнце уже клонилось к западу, и они были похожи на возвращающуюся с поля крестьянскую семью.

Несколько дней спустя на рынке я увидел мужа Лань Юэцзяо, который продавал говядину. Мяса было немного, я сразу понял, что это тот самый черный буйволенок.

— Зачем вы зарезали его? — спросил я. — Он же такой маленький.

Тот ответил, что теленок умер сам, оказывается, у него было что-то с головой. При этих словах муж Лань Юэцзяо подкинул в руке нож, и четыре телячьи ножки скатились на землю. К ним рванулся, пытаясь вонзить в них зубы, какой-то пес, но его опередил давно поджидавший рядом нищий А Хэй с посохом. А Хэй нанизал все четыре ножки на бамбуковую лучину и, довольный, пошел прочь.

— Мать его, — выругался муж Лань Юэцзяо, — этого ему на целый день хватит.