Джо Бейкер: Лонгборн

Горшок в руках Сары становился все тяжелее, было слышно, как на улице хлещет дождь и журчит вода в водостоках, а миссис Хилл все говорила – тихо, торопливо, напористо, вот только слов, как назло, было не разобрать. Подслушивать – смертный грех, о чем миссис Хилл не уставала повторять Саре и Полли. Но как тут устоять! Сара опустила горшок на дощатый пол, выскользнула из коридора для слуг и, затаив дыхание, прокралась в холл.

Девушка приложила руку к холодной библиотечной двери и прислушалась. По-прежнему ни слова расслышать не удавалось, а значит, какое же это подслушивание? Однако миссис Хилл все не умолкала, и чем дольше она говорила, тем более удивительным это казалось Саре. Мистер Б. был из тех джентльменов, что позволят служанке взять почитать книгу, но не станут выслушивать, что она думает о прочитанном. Он любезно благодарил за службу, но старался не встречаться с прислугой взглядом. Как же экономка решилась на такую долгую речь и почему – вот что поистине непостижимо – он это терпит и не перебивает?

Вдруг что-то изменилось. После двух слов, сказанных мистером Б. – тяжких, словно брошенные камни: «Можете идти» – так показалось Саре. Девушка на цыпочках поспешила назад через холл, в коридор для слуг. С колотящимся сердцем она подняла с пола горшок и опасливо взглянула из дверного проема туда, откуда только что унесла ноги. Но миссис Хилл так и не появилась. Когда прокисает имбирное пиво, то выбивает пробку из бутыли и, пенясь, рвется наружу, пока не выплеснется до конца, – точь-в-точь бурная, сердитая скороговорка миссис Хилл. Сара не верила своим ушам. С чего экономка так разозлилась? И как вообще на это решилась?

А потом – Сара чуть не выронила ночной горшок и с трудом не расплескала – мистер Беннет повысил на миссис Хилл голос, и тут начался такой гвалт, что ничего стало не разобрать. Голоса звучали все громче, перекрикивая друг друга, затем внезапно крик смолк, сменился яростным шепотом, но и тот резко оборвался. В библиотеке послышались шаги, щелкнул замок, и вот с лязгом повернулась ручка. Но Сара уже бежала прочь. Выскочив через черный ход, она прикрыла за собой дверь и подставила лицо каплям дождя. Девушка не увидела, как миссис Хилл вышла из библиотеки, затворила дверь и постояла минуту с бурно вздымающейся грудью, пытаясь унять волнение, чему немало препятствовала тугая шнуровка корсажа.

За спиной у Сары остались и мелодия, которую продолжала подбирать Мэри, и новая перепалка, вспыхнувшая было между Китти и Лидией и тут же прекращенная вмешательством Джейн и Элизабет. Дождь лил как из ведра. Сара по гравию добежала до нужника, приоткрыла дверцу и, сунувшись в тесную зловонную каморку, опростала горшок в отверстие над выгребной ямой. Все шло как обычно, но все было по-другому.

…Семилетняя Сара, напуганная и одинокая как перст, глядела во все глаза на миссис Хилл, такую солидную в чистом переднике и белоснежном чепце, и на ее просторную кухню. Миссис Хилл взашей вытолкала приходского надзирателя и с грохотом захлопнула за ним дверь, обозвав вдогонку лисой, которой доверили охранять цыплят. Затем она подвинула к кухонному столу табурет для Сары, налила молока в красивую фаянсовую мисочку с синей каемкой, накрошила туда хлеба и добавила сахару. Присела рядышком и смотрела, как Сара ест. Перестав смущаться, Сара, попавшая сюда прямиком из работного дома, в мгновение ока опустошила мисочку. Тогда миссис Хилл, причитая, охая, качая головой и поминая злодеев, что морят бедных деток голодом, забрала у нее миску, вновь наполнила душистым хлебом и сладким жирным молоком и поставила перед Сарой, не забыв сдобрить сверху лишней порцией сахара.

И за эту вторую миску хлеба с молоком, посыпанного сверху сахаром, и вообще за бесконечную доброту к ней, а потом и к Полли, которая попала к ним позже – такая же щуплая, испуганная и с голодными глазищами, – за все это миссис Хилл заслуживала лучшего обращения, нежели то, какому подверглась сегодня. Грех это или нет, Сара твердо знала, что больше ни за что не станет подслушивать: ни к чему хорошему это все равно не приведет.

Раздумья Сары были прерваны шумом, донесшимся с дальнего конца двора. Двигали старую мебель, дерево скрежетало о каменные плиты, и все это сопровождалось еле слышным посвистыванием. Дождь утих, и новый слуга, засучив рукава, освобождал чердак конюшни от рухляди. Мотив показался Саре смутно знакомым, но разобрать его как следует никак не удавалось. Мелодия вилась вокруг, как мотылек, мешая собраться с мыслями.