Сергей Соболев - Мост Её Величества

— Дз-е… Дзз-зе!.. Дззз-зе!

— Вот видите, — сказал офицер. — Ничего невозможно разобрать.

— А! — Я улыбнулся, но так слегка, в меру. — У этого мужчины дефект речи.

— Дефект речи?

— Он сильно заикается, — уточнил я. — В необычной, новой для него обстановке, данный дефект проявляется в особенности заметно… В любом обществе есть люди с ограниченными возможностями, не так ли.

— Так?.. Скажите, а вы его хорошо знаете?

— Этот джентльмен выполняет функции моего личного секретаря.

— Вот как… А вы…

— Этот мистер — писатель, — подала реплику от соседней стойки сотрудница с веснушчатым лицом. — Он написал книгу про Кремль и про мистера Горбачева.

— Так это ваш секретарь? — индус кивнул на моего потерявшего дар речи спутника.

— Да, он следит за моим бюджетом.

— И последний вопрос, мистер… Вы можете поручиться, что этот джентльмен не имеет цели остаться в нашей стране? И что он не собирается попросить политическое убежище.

— Найн! — хрипло произнес мой «секретарь». — Нихт!..

— Молчи, дурак, — тихо сказал я, продолжая глядеть с вежливой полуулыбкой на индуса. — Нет, конечно же, нет, — уже громче и на английском произнес я. — Этот мужчина не планирует остаться на Острове, и у него нет намерений просить у властей Великобритании политического убежища.

Спустя короткое время мы вышли в Arrivals hall: я с кейсом в левой руке и с дорожной сумкой на плече, мой новоиспеченный секретарь с чемоданом на колесиках. У меня пересохло в горле; пульс сильно участился. Сейчас, по правде говоря, я сам был примерно в таком же состоянии, что и мой спутник несколькими минутами ранее.

Я обвел глазами толпу встречающих, пытаясь найти среди собравшихся здесь людей разных рас и оттенков кожи родное лицо. Мы неспешно, бросая взгляды по сторонам, прошли через проход в щитовом заграждении; и вот мы уже находимся в открытой зоне.

Человека, ради которого я прилетел в Лондон, в зале прибытия 4-го терминала не обнаружилось.

В томительном ожидании прошло около двух часов.

Все это время я оставался в зале прибытия, расположившись как можно ближе к «шлюзу», через который мы выбрались из зоны таможенного и пограничного досмотра. Через хорошо наблюдаемый мною от ближнего ряда кресел проход в зал, как паста из кондитерского кулька — неравномерно, под меняющимся по чьей-то воле давлением — выдавливаются новые потоки приезжих. В основном, это люди другого цвета кожи; так что, появись здесь моя благоверная, мне было бы совсем не трудно ее выделить, обнаружить в этой человеческой сутолоке.

Минул уже час времени, как с табло пропала надпись о прибытии в Хитроу нашего рейса. Мы уговорились с тещей, переехавшей на время нашего отсутствия к нам, и взявшей на себя заботу о нашей с Татьяной дочери, что я обязательно позвоню — из аэропорта, сразу по прибытию.

— Оставайся здесь, смотри за вещами!

— А ты, Папаня? — встревожился Тень.

— Отойду, позвоню своим.

Ближайший работающий автомат обнаружился в торговом пассаже на выходе из зала. Дозвонился я сразу; сказал, что мы на месте, в аэропорту, но Татьяна почему-то не приехала. Тёща ответно проинформировала, что звонка из Саутгемптона на домашний телефон пока не было. Я сказал, что перезвоню позже, после чего дал отбой. Некоторое время еще тупо стоял у таксофона, пытаясь сообразить, что бы все это значило. Можно предположить, что если бы у моей благоверной изменились планы, она наверняка бы позвонила матери и сообщила, что не поедет в Хитроу. Так подсказывала мне логика. Впрочем, я уже не раз убеждался в том, что прямолинейная — «железная» — мужская логика зачастую не имеет ничего общего с логикой женской… В любом случае, — решил про себя я — останемся пока в Хитроу, а уж если Татьяна не появится здесь в ближайшие час или два, отправимся в Саутгемптон.

Хотя мои мозги заняты тревожными мыслями, меня все же неприятно поразила скорость, с которой пятидесятипенсовые монеты проваливались в прорезь автомата — всего-то пару минут поговорили, а эта прорва сожрала двенадцать монет.

На обратном пути, когда шел от таксофона по пассажу обратно в зал, увидел Татьяну.

По правде говоря, я сначала засомневался, она ли это. На женщине, которая шествовала впереди меня в сторону зала прибытия, темно-зеленая куртка с отброшенным на плечи капюшоном и серая юбка ниже колена. На ногах ботики без каблука. Голова туго повязана платком. Нас разделяло всего шагов десять; должно быть, она вошла в зал через боковой проход. Мне следовало окликнуть жену, — или женщину, которую я мог ошибочно принять за нее — но я потерял на какое-то время дар речи… Стало трудно дышать; внутри что-то екнуло, так, словно меня ударили под дых.