Лев Гунин - Избранные рассказы

– Не думаю, – сказал Густав. – Вполне возможно, что при оформлении его удостоверения личности и когда выписывали билет – просто допустили ошибку. Бывают всякие несуразности. Две крайне редкие ошибки совпали. Всё это проверят, выяснится, что наш подопечный ни в чём не виноват, и что тогда? О нас пойдет дурная слава. Нет, нехорошо сдавать друзей. Если же тут замешан какой-то заговор или, не приведи Господь, аномальное явление: тогда нас передадут американцам, и они нас затрахают в своих военных лабораториях, как подопытных кроликов. Будут отрезать каждую ночь по конечности, приговаривая: признайтесь, что вы марсиане!.. Нет, честное слово, сгноят нас, если такое узнают…

– Но есть ещё одно. Даже не знаю, как тебе сообщить… – Патрик замялся. – Он всё время упоминает твоё имя, говорит, что ищет тебя, или утверждает, что он и есть Густав Лопез. Что ты об этом думаешь?

– А что я могу думать? Странный тип. Просто ненормальный. Может, ему посоветовали адвоката, вот он меня и разыскивает. А потом в его пропитых мозгах все перепуталось – где он, где адвокат…

– А что, если просто послать его к дьяволу, и пусть сам расхлебывает свои проблемы. Этот старикашка итак уже стоил мне полно нервов.

Однако обстоятельства распорядились по-своему. Перед самым отлетом Джорджа в Бразилию (у него возникли проблемы с возвращением в Штаты) они встретились для «откровенного разговора». На этом настаивал Джордж, который утверждал, что знает что-то очень важное о ком-то из них.

Они собрались в начале самого безлюдного из пустых деревянных причалов. Был один из редких штормовых дней, и, хотя в заливе Пария это почти не чувствовалось, вода выглядела в конце дня чуть более "сумрачной" и "напряженной". Она приносила больше, чем обычно, кусочков и пены. Этот плеск заполнял затянувшееся молчание. Все ждали, что скажет Джордж. Ни Патрик, ни Густав не успели и глазом моргнуть, как Джордж выхватил нож и молниеносно ударил Густава в живот. Только Омланд успел среагировать, как будто напряженно ждал этого момента. Он сделал подсечку – и Джордж полетел в воду. Почти моментально за ним последовал Густав: в первый момент не было ясно – в каком состоянии. Там было совсем неглубоко. Густав стоял по грудь и шарил вокруг. "Как ты? – спросил Патрик. "Хреново… я имею в виду… на душе. А царапина… до свадьбы заживет". Два других облегченно вздохнули. Они провели пять долгих часов в поисках Джорджа, но его не нашли. Ни живого… ни тела… Тот пропал – как испарился. Густав уговорил Патрика пойти на операцию снятия денег со счета Джорджа в тринидадском банке. Там было пятнадцать тысяч. По пять на рыло. "Что дальше? – трясущимися губами спрашивал Патрик. – "А ничего, – отвечал Густав. – "Но ведь хватятся. Человек ведь всё-таки. Куда пропал? Где?" – "А никто не хватится". – "Как так?" – "А вот так. Не было никакого человека. И всё. Главное – не проболтайся. Пока твой язык за зубами, считай, что ничего не произошло". – "Конечно, ты… вы… вдвоём что-то знаете – скрываете от меня". – "Знаем или нет, мой совет тебе – молчать. Если не желаешь навлечь на всех нас беду".

В ту ночь Густав не видел никаких сновидений. Вернее, видел, но это были обыкновенные сны.

…. Мы не ведаем, куда течет наша душа, откуда бежит – и в кого перетекает. В сосуществовании разных людей есть глубокая, скрытая тайна. Жизнь без свехидеи – большой грех, и образованный скот, выедающий изнутри начинку скорлупы своего эго, – это феномен скверны, выжженной как тавро на внешней оболочке человечьей души.

Не-делающий-ошибок рационалист – это грешник-рецидивист, прожигающий ради своего личного покоя и неги накопленные поколениями клады духовного блага. В самой невозмутимости кроется порочная изощренная ущербность. Но и среди них есть свои герои: души, не позволившие утащить себя дальше в недра самых темных страстей. Хвала удержавшимся хотя бы на грани застойного прозябания, давшим бой на том уровне падения, на который их опустила судьба.

Не мы выбираем время и место рождения, эпоху и свой в ней статус. Все это выбирают за нас. Благословенен тот, кто собрал всю свою силу в кулак – и удержался за единственный выступ скалы. Он спас другого, того, со сверхидеей, от невыразимых мук, дав его измученной плоти долгожданный покой, он спас свою душу от неминуемого разложенья-гниенья.

Вознесем же благодарение в честь тех, кто показал демонам – нашим жестоким властителям, противопоставившим нашим одержимым грешникам и святым своих оборотней-вассалов с доведенным до температуры космического холода рациональным мышлением, – что даже у этих рабов и слуг есть несокрушимая человеческая гордыня.