Михаил Белозёров - На высоте птичьего полёта

— Ну? — приготовился я услышать тайну века, но был разочарован.

— Лера Алексеевна меня шантажировала!

Всего-то! Этого следовало ожидать, даже шапочно зная Леру Плаксину.

— Вот как?! Чего же она от тебя хотела?

— Она сказала, что я соучастница и могу пойти под суд!

Вера Кокоткина крайне пристально смотрела на меня чёрными, воспалёнными страстью глазами и, верно, думала: «Когда же ты, чёрт побери, начнёшь приставать ко мне с такими-то камушками в горле?»

— Ага… — едва не подавился я. — И ты не согласилась?

Впервые она рассмеялась и не стала ломать комедию, слушая мои умствования.

— Я сказала, что напишу заявление в полицию, если меня не оставят в покое! — произнесла она так, чтобы я наконец отдал должное её красноречию.

— Правильно, — оценил я. — И она сбежала!

— Не сразу, — показушно качнула она головой, как кукла Барби, — а дня через три. Она… — Вера Кокоткина нервно покусала губы совсем, как моя жена, когда пыталась мною манипулировать со всей страстью нерастраченной женской натуры, — она дала мне денег за молчание, — выкатила Вера Кокоткина глаза.

— И ты взяла?.. — я не поверил.

— Вообще-то я вас прикрывала! — она нервно схватила меня за руку, словно моля о пощаде: «Какой дурак не возьмёт?»

Надо сказать, что руки у неё были красивыми: с длинными пальцами и модельным маникюром. Меня словно ударило током. Когда тебя домогается такая женщина, как Вера Кокоткина, ты невольно впадаешь в грех соблазна, хотя не подаешь вида, что крепишься из последних сил, потому что тебе так и хочется сорвать с неё платье и утащить в ближайшие кусты.

— А убить тебя у неё не хватило духа, — произнёс я так, словно проглатывал живых улиток, то бишь крайне задумчиво.

— Типун вам на язык! — театрально отшатнулась Вера Кокоткина, воспринимая мои слова, как намёк вести себя скромно, так и призыв честно взглянуть правде в глаза: рядовая секретарша — не бог весть какая ценность даже для Москвы.

— Завтра пойдёшь в полицию и всё расскажешь! — ошарашил я её.

— А зачем?! — Её воспалённые страстью глазами налились обидой и слезами.

Предательства Вера Кокоткина явно не прощала, но даже в таком виде была прекрасна.

— И деньги отдашь! — надавил я сильнее, потому что она не видела дальше собственного задорного носика-искусителя.

— Отдать?! — разрыдалась она на весь ресторан так, что рыцари со скрипом вздрогнули, а из доспехов посыпались бычки.

— Это единственное, что спасёт тебя, — объяснил я ей, глядя прямо в глаза, полные тоски и печали. — А так Лера Плаксина рано или поздно найдёт человека, и… — я сделал многозначительную паузу. — Ты единственный свидетель!

Хотя и Андрей Годунцов может подсуетиться, с его-то связями, но об этом я промолчал, нечего тревожить её бедное сердечко.

— Ой! — Она сама налила себе водки, выпила, запрокинув голову, и порывисто сказала, промокая глаза салфеткой. — Об этом я и не подумала. А я уж их всё потратила!

Это был явный намёк, чтобы я вытащил её и из этой ямы, подстелил бы соломки, чтобы она больше никуда не шлёпалась по глупости.

— Хотя, возможно, Лера Плаксина просто хотела выиграть время и уже где-нибудь загорает на песочке, — принялся рассуждать я, делая вид, что ничего не понял.

— Вы думаете?.. — с надеждой спросила Вера Кокоткина и воспрянула духом.

От её игры в роковую женщину не осталось и следа, она сделалась по-девичьи наивной, такой, какой я её увидел впервые, и догадался, вряд ли она воспользуется моим советом — жалко денег, да и Сеня Зыков внесёт свою качественную лепту в этот вопрос, дабы ездить на работу на «тойоте» или «ситроене».

— Всё может быть, — согласился я, — но расслабляться не стоит.

— Да! Я знаю! — твёрдо сказала она и в знак благодарности снова хотела воспользоваться своими чарами: взять меня за руку и заглянуть в глаза с тем, чтобы моё бедное сердце укатилось куда-то в пятки, но вовремя опомнилась.

— Ну и слава богу, — вовремя закруглили я тему, чтобы не искушать ни её, ни себя. — Тебе куда?

— Я здесь рядом живу, за углом, — она как будто бы устыдилась своей горячности. — Сеня меня уже ждёт!

Сеня, Сеня. Мне вдруг стало завидно: что он там такого разглядел, чего я не увидел?

— Я провожу, — напросился я.

Вероятно, она отключила телефон, потому что в течение нашего разговора нам никто не мешал. Мы оделись и вышли. Дождь уже кончился, и пахло клейкими тополиными листьями. Со стороны Химкинского водохранилища тянуло прохладой. В переулке было тёмно, под ногами жадно чавкали лужи.