Михаил Белозёров - На высоте птичьего полёта

— Я хочу конфет! — закапризничала она, инстинктивно чувствуя, что я терпелив и щедр, как бог.

Мы направили стопы в кондитерский отдел. Жеребёнок выбрал огромную, как картину в Третьяковке, коробку, даже не коробку, а коробище с репродукцией едва ли не в натуральную величину с картины Карла Брюллова «Всадница».

— Чего ты ещё хочешь, душа моя? — спросил я, испытывая желание удивить её безмерно.

— Баклажанов, — сказала она рассеянно, спадая в роль равнодушной кокотки.

Я понял, что она ляпнула первое, что ей пришло в голову, но отступать не собирался, и мы ещё минут двадцать искали эти самые баклажаны, нашли их сырыми и невкусными.

— Давай возьмём жареных? — я бросил баклажан назад в корзину.

— Давай! — равнодушно согласилась она.

Мы отправились в кулинарный отдел и набрали тонную всяких салатиков, которыми в обычной своей безалаберной жизни я бы пренебрёг. Места в корзине больше не было, потому что я ещё купил шоколадный торт и связку мягчайших французских багетов. Слава богу, подумал я, полагая, что деньги наконец кончатся, и можно экономить. Но кассир выбивает чек, я оплатил его карточкой, и… ничего не произошло, то есть кредит не иссяк. Что, он вечный? — весело подмигнул я жеребёнку. Она была в диком восторге, как от халявного вай-файфа и наглого «голубого зуба», и только ханжествующая очередь добропорядочных граждан не позволила ей броситься мне на шею и не обхватить меня ногами за талию, чтобы впиться зубами в мои губы и оставить на них след нерастраченной страсти.

Мы в нетерпении поймали такси и помчались домой. Всю дорогу жеребёнок меркантильно ласкалась ко мне, как котёнок за подачку. Хорошо жить в столице, решил я, минимум усилий, максимум удовольствия.

Пока я откупоривал бутылки, пока распаковывал продукты, жеребёнок разоблачилась, накинула на голое тело мою синею рубашку, которая была ей велика на три размера, закатала рукава и принялась делала «себяшки» в разных соблазнительных позах, нарочно дразня тем, что мелькало в разрезе сверху и снизу, потом переключилась на вашего покорного слугу.

— Не надо! — запротестовал я, когда увидел это впервые. — Мало ли что!..

Как все нормальные люди, я был стыдлив и застенчив, когда видел себя голым.

— Не парься! — заявила она, уклоняясь ловко и быстро, как боксёр-легковес. — Зато смотри, как прикольно! — и показала матрицу.

Мне мои волосатые ноги абсолютно не нравились, особенно торчащие из-под атласного одеяла. Я понял — меня приручают, как белого медведя, вдев кольцо страсти в ноздри.

— Ну ладно… — нехотя согласился я, — только никому не показывай, — хотя уже знал, что всё кончится плохо.

— Чего здесь такого?! — удивилась она, выказывая современный взгляд на вещи, которые в моём представлении не стоило выносить напоказ. — Меня заводят твои ранения!

— А ну!.. — потребовал я с камушками в голосе.

Она продемонстрировала, паясничая, как обезьянка, издали: целую фотосессию с вашим покорным слугой в разных позах и ситуация. И самый невинный из снимков был тот, где я под душем и сверкаю голыми ягодицами. Шрамы тоже были видны.

— Люська Баландина сказала, что фигура у тебя, как у Аполлона! Я на ютубе выложила! И в фейсбуке! — произнесла она вполне игриво, но с такими нотками в голосе, что я вздрогнул; это был фанатизм нового поколения, помешанного на цифровой технике и нарциссизме, и не собирающегося уступать ни йоту завоёванного пространства.

— Что?! — вскричал я и попытался отобрать айфон, но, конечно же, жеребёнок на то и жеребёнок, что не далась и прыгала, что козочка, из комнаты в комнату, а в большой, загнанная в угол, даже норовила скакнуть во французское окно, поэтому я бросил это глупое занятие и простонал, рухнув в кожаное кресло с высокой спинкой:

— Надеюсь на твоё благоразумие!

— Я тебя обожаю! — прыгнула она ко мне на колени, и мы, не долго думая, занялись любовью, едва не сломав высокую спинку, со всеми вытекающими из этого последствиями для души, тела и кошелька.

Потом я вспомнил, что купаты размораживаются, и побежал на кухню. Жеребёнок снова схватилась за айфон.

Вначале я отварил купаты в солоноватой воде, потом — завернул в фольгу, бросил на большую сковороду и сунул её в раскалённую духовку.

— Как это у тебя всё ловко получается?! — щебетала жеребёнок, щёлкая своим айфоном со всех ракурсов. — Как?!

— Опыт — страшная штука! — ухмылялся я, имея ввиду совсем другое, окопное и всеядное, но лучше не вспоминать, потому что я иногда поглощал еду, сидя я метре от чьего-то дерьма или чьих-то кишок, и выжил, с надеждой не свихнуться на старости лет.