Михаил Белозёров - На высоте птичьего полёта

— Мы посмотрим, — осторожно грузный, с животиком.

Я дождался, когда собутыльники Алика Юхансона встанут и, пожав ему руку, удалятся, как они сказали, спать в гостиницу, а Алик Юхансон, пошатываясь, отправится туалет.

Я не знал, есть ли в баре-гадюшнике видеокамеры, поэтому действовал крайне осторожно. На этот раз патриархальность наших отхожих мест сыграла мне на руку: видеокамер, действительно, не было; рейсовых автобусов тоже не было, и я почти ничем не рисковал, лишь надвинул на глаза козырёк бейсболки.

Алик Юхансон настолько был уверен в своей безопасности, что даже не закрыл кабинку, и эта байка о том, что везёт только пьяным, оказалась не про него. Я ударил его в спину со всего маху. От такого удара человек на несколько секунд теряет ориентацию и у него останавливается дыхание.

Я вытащил у него из кармана золотой жетон и убедился в наличие на нём инициалов Е. Н. и в личном номере Ефрема Набатникова. Номер у Ефрем Набатников, позывной Юз, заканчивался на цифру двадцать пять, у него на Университетской была квартира номер двадцать пять.

Я подумал, что если бы жетон оказался не Ефрема Набатникова, а поделкой, то извиняться бы всё равно не стал хотя бы за услышанный разговор и за пренебрежение к нашей борьбе.

Я сорвал с Алика Юхансона куртку и заткнул ею сливное отверстии в унитазе, а потом спустил воду, и она поднялась почти до краёв.

Потом я поднял его и бережно обмакнул. Он закашлялся и сделал глубокий вдох, словно вынырнул из глубины. После этого забился, как рыба на берегу, пытаясь ухватить меня за ноги. Но я держал его крепко. Пистолет в кармане придавал мне уверенность.

— Откуда у тебя жетон?! — спросил я, приподняв его, как тряпку.

— Какое тебе дело? — прорычал он, но даже не успел закончить свою речь, я снова погрузил его в унитаз и подержал подольше.

Унитаз оказался его лучшим другом, он обнимал его с небывалой нежностью, он любил его пуще жены и детей в благословенной Швейцарии, которая, кстати, не воевала на стороне укрофашистов, но посылала сюда своих шпионов, чтобы убивать нас исподтишка.

Потом я его вытащил.

— Откуда?! — снова спросил я.

Он не понял ситуации, но протрезвел и сообразил, что его элементарно утопят здесь в нищебродной, как он любил выражаться, России.

— Я скажу, я всё скажу! — заверил он, мотая головой, как собака, вылезшая из озера.

Я перевернул его, чтобы лучше видеть его лицо. Он узнал меня, это внушило ему надежду, что я только балуюсь ради удовольствия лицезреть его ликующую физиономию, шучу по старой дружбе, что отпущу его, и он улетит в свою Швейцарию или куда ещё там, чтобы гадить оттуда на нашу страну.

— Я агент Интерпола! — заявил он самоуверенно, полагая, что я сделаю по стойке смирно и освобожу его под американские фанфары на все четыре стороны.

Но на этот раз он ошибся, хотя решил, что мы наивны, как дети, и что нас легко обвести вокруг пальца!

Я встряхнул его и показал взглядом на унитаз.

— Я понял, — упёрся он ладонями, — я всё понял!

— Говори!

— Мы выслеживали его три недели… — начал он деловито от печки.

— Кто «мы»? — прервал я ход его мыслей.

— Я, и три придурка из Киева, — поглядел он на меня, как будто слово «придурки» давало ему какой-то шанс уйти отсюда живым и здоровым.

— Фамилии придурков!

Он назвал их: Петров, Иванов, Сидоров. Липа, чистой воды, но откуда иностранцу знать об этом?

— Дальше! — встряхнул я его, чтобы он не очень-то обнадеживал себя.

— Его предала его подружка, — обрадовался возможности услужить Алик Юхансон. — Хитрый гад. Ни разу в одном месте дважды не ночевал.

— Кто?! — прервал я ход его мыслей.

— Не знаю! — дико повёл он глазами.

Я спустил воду. Она полилась через край.

— Жела Агеева… — выдал он через силу, быстро сообразив, что она стала опасной свидетельницей.

— А-а-а… это такая голенастая шатенка? — Вспомнил я её.

Грубая, мужеподобная женщина с большим лицом. До этого Ефрем Набатников увлекался миниатюрными женщинами, которые боготворили его, а с Желой Агеевой ошибся как минимум на цену жизни. Сводить счёты с ней я не собирался, меня это не касалось, пусть этим занимаются спецорганы.

— Ага, — через силу кивнул Алик Юхансон, — за две тысячи баксов! Я больше ничего не знаю!

— А жетон?

На всякий случай я дал ему шанс умереть мужчиной. Они ничего не понял. Я бы просто его придушил о край унитаза, если бы он признался, что самолично убил Ефрема Набатникова.

— Жетон я подобрал. Я ничего не знаю!