Пал Сабо - Пядь земли

И его дом будет здесь построен. Он и балки купит дешевле, и доски, и известь, и цемент, и железо, и гвозди, если вместе с помещичьим будет покупать. Помещичьи люди ему и привезут все, и мастеров дадут. Словом, он знает, что делает. Ну конечно, что говорить: все это ему эконом пообещал, когда он первое время с договором не соглашался. Рука руку моет, как говорит эконом, и тут он, конечно, прав.

Будет у него дом, какого ни у кого нет в деревне…

О чем только не передумал Ференц Вираг в эту ночь возле стога. И бывшую жену свою вспомнил, и господина Фукса… И уж конечно, Шару Кери… Ишь, в старостихи ей захотелось! Нет, никак это невозможно. Если б еще отказался он от своего поста — ну, тогда можно подумать. Да и тогда: лучше бы все-таки согласилась она так с ним жить. Любовницей. Да вот ведь загвоздка: и слышать не хочет она об этом. Говорит: если вправду любишь, женись… И до чего ж эти бабы глупые, никакого в них понимания…

Месяц уходит за стог; Ференц Вираг уж было и задремал немного… И тут вдруг слышит: отдаются в стоге шаги. Прислушивается. Чьи-то сапоги стучат по мерзлой земле.

Идет, голубчик, идет; ворот поднят, руки в карманы сунуты, под мышками — вилы. И в этот момент облаком заволокло месяц, словно кто попоной его накрыл.

— Этот еще тоже… Не мог подождать, пока наберу да завяжу, — смотрит Лайош Ямбор вверх, на месяц, и дует на озябшие руки. Правда, в рукавицах он, да мало с них толку. Жена из рукава старой сермяги их сшила.

Втыкает Лайош вилы в стог, выдирает из него солому клочьями, аккуратненько укладывает ее на разложенную веревку. Большую кучу набрал, благо есть откуда. Да и много надо для хлеба, потому что поддон у печи плохой. В прошлом году еще собирался починить. И кирпичи уже были — натаскал по одному из помещичьего моста, — да так и не собрался к нему старый Сильва. Ох, сколько забот у человека: то одно, то другое… Решительно расправляется Лайош со стогом; наконец завязывает большой сноп, подлезает под связку.

Ференц Вираг терпеливо ждет, присев за стогом. И вот видит, как отделяется от него большая вязанка, будто душа отлетает от тела. Хлопает Ференц Вираг себя по карману, гремит в коробке спичками. И отправляется не спеша вслед за вязанкой, из-под которой видны только ноги Ямбора да конец вил.

Взбирается Ямбор на берег Кереша.

Берег не так уж высок: здесь ведь только рукав один; но все же берег как берег, на него тоже взобраться надо. Наверху останавливается Ямбор отдышаться; черенок вил, покачиваясь, наклоняется к земле.

«До чего же ненасытен человек, все ему мало…» — рассуждает про себя Ямбор, и тут вдруг вспоминается ему жена. И квашня. И закваска. А еще — старый Сильва. Не починил, такой-сякой, поддон в печи; починил бы, теперь не надо было бы столько соломы… Конечно, можно было бы два раза сходить, вместо того чтобы такой воз тащить на спине… да бог с ним… Ямбор ощущает в носу острый запах закваски и хмельных отрубей и будто видит перед собой плечи жены и ее грудь, колышущуюся над квашней, будто облако… Все ж на рассвете лучше дома быть, в постели, чем по полям бродить. Да что поделаешь: такая уж у него судьба.

Поднимает он вязанку и секунду стоит покачиваясь, прежде чем двинуться вперед. Солома клочьями на лицо ему свисает; Ямбор и дороги-то почти не видит, по запаху чует, куда идти, как козел.

И вдруг кажется Лайошу Ямбору, будто бешеный вихрь проносится, ревя над его головой, в то время как ноги ступают в холодную жижу. Вязанка на спине становится удивительно легкой, вот-вот взлетит вверх. Ослепительный свет бьет в глаза сквозь солому, горящие клоки падают под ноги.

Даже не кричит, а дико верещит Ямбор, будто квочка, когда ее собака схватит. Отпустив черенок вил, со всех ног несется он куда-то вперед:

— Орешь, собака?… — ворчит Ференц Вираг и останавливается. Руки греет над костром из горящей соломы, трубку посасывает. Смотрит вслед Ямбору, который уже на другой берег карабкается на четвереньках. Вишь ты, от берега до берега пулей пролетел…

Девять часов утра.

Свинарь дует в рожок на Главной улице, а на Коццеге только подпасок кнутом щелкает. Подпасок этот до того мал: одна сермяга да кнут, больше и не видно ничего. Рукава сермяги длинны и болтаются, как у татарина. Вдоль улицы, в воротах, стоят мужики, его дожидаются. Ямбор тоже выглядывает из своих ворот; свинью он уже выпустил, вон она, в грязи роется на дороге. Пастушонок подходит, смотрит на Ямбора и тут же испуганно отскакивает.