Алексей Сальников - Опосредованно [журнальный вариант]

Лена припомнила, что подсели они довольно давно и даже о чем-то говорили друг с другом, а она, получается, пялилась сквозь них и задумчиво курила, они, насколько она поняла, пошутили над ее ступором, кто-то из них даже спел: «This is the end beautiful friend», покрутил пальцем и пофыфыкал, изображая лопасти вертолета.

— Будешь еще? — спросил Лену Михаил, держа пластиковый стаканчик с плещущейся на дне зеленью.

Лена молча протянула руку.

— Че грустная-то такая? — осведомился Ирин отец, пододвигая к ней пластиковую же тарелку с шашлыком посередине и несколькими листочками акации по краю. — Ты закусывай давай.

Лена выпила, отдышалась, принялась послушно огрызать кусок мяса, который подняла ко рту на белой пластмассовой вилочке с гибкими зубчиками, и тут Михаил задал вопрос, от которого Лена замерла, и тот хмель, что был у нее и еще проникал вместе с выпитым недавно, казалось, полностью выветрился из головы:

— А че у тебя за листочки в кармане? Это то, что «у головы в голове»? Или так, Олеге записочка?

Лена сглотнула. Про залезание в голову головы, т. е. про попытку понять, как работает мысль при делании стишка, было у Блока. Да и то, что Михаил разглядывал ее так, что заметил бумагу в ее кармане, было не очень приятно.

Оба мужика засмеялись, радуясь разоблачению. Затем папа Иры стал серьезным и сказал, слегка давя интонацией в заботу:

— Завязывай, Ленка, не надо тебе этого.

Лена хотела ответить, что сама как-нибудь разберется, что ей нужно, а что не совсем, например, советы ей совсем не требовались. Оставшаяся еще с детства пионерская вежливость удержала ее от попытки надерзить.

— А че не надо-то? — спохватился Михаил. — В чем вред, собственно?

— Миша, — покривился папа Иры, — я к тебе нормально отношусь, но вот не надо этого вот опять. Я тебе друг, конечно, но сам-то посмотри, во что тебя за столько лет все это превратило.

— В сто с лишним килограммов натренированного холестерина? — шутя спросил Михаил в ответ, хотя было понятно, что он вполне себе соображает, о чем это папа Иры, и потому и съезжает в хохму, что разговор начал его задевать.

— Миха, ну елки-палки, — папа Иры несколько взвился.

— Да что ты переживаешь-то, господи, — Михаил беззаботно почесал щетину на втором подбородке, выпятил на Лену голубые, почти белые глаза и спросил: — Мои тебе Олег дал, или где купила? С Олегом меняешься?

— Ладно бы сама зарабатывала, — тут же влез Ирин папа со своим честным и справедливым возмущением, — так деньги матери же тратишь на эту пакость.

— Я сама написала, — ответила Лена. — Ничего я не трачу.

— Да не пи…ди! — с уверенным недоверием воскликнул Михаил. — Че у тебя может там быть? У меня в твоем возрасте еще даже и намека не было на что-то такое, хоть я и пытался лет с шестнадцати. Сама себе, небось, придумала, что пробирает.

Такое сомнение было и у самой Лены, она, в принципе, могла себя накрутить до такой степени, что радость перед законченным текстом выливалась в определенную эйфорию, казавшуюся ей приходом, в конце концов, она же сама не могла разобраться, насколько невоображаемо было ее чувство к мрачному однокурснику. Лена заметно замялась, не зная, что отвечать, она могла дать Михаилу свои клочки со стишками, только не знала, уместно ли, вообще, вот так вот во дворе делиться наркотиками на виду у всех. Но Михаила, видно, мало что смущало, он требовательно постучал пальцами по столу, будто отмечая то место на столешнице, куда Лена должна была выложить бумажки. Лена выдохнула, по-детски надув щеки, потянулась за третьей сигаретой, только тогда папа Ирины спохватился:

— Ирка, тьфу, то есть, Ленка, ты куришь, что ли?

— Только когда выпьет, — ответил за нее Михаил и без спросу тоже хватанул себе «Балканки».

Лена выложила стишки на стол, Михаил быстро сгреб их, чуть ли не в кулак, развернул их под столом и щурясь, то ли от табачного дыма, попадавшего в глаза, то ли близоруко, принялся читать.

Лена заметила, что не только она ждет вердикта этого толстого человека, но и папа Иры косится на лицо Михаила сбоку тоже вопросительно.

Михаил протянул низкое, носовое, одобрительное «агаааа», видно, удовлетворившись прочитанным.

— Ну, первое точно работает, — сказал он листочкам у себя в руках. — Такой будда в треть накала, если не в четверть.

Михаил игриво протянул листочек Ириному отцу:

— Будешь? Это не как мои, сильно не заберет. Чисто для бодрости, м? В честь праздника. А то, я смотрю, не все как-то задалось.