Евгений Каминский - Свобода

Он, кажется, ничего и не делал, чтобы деньги текли к нему вот так — косяком в сети. А они текли, еще как текли, словно это не он их ловил, а они сами мечтали быть пойманными и всюду искали Виктора Николаевича, а когда наконец примечали его на берегу, пестрящем ловцами с динамитом и прочими средствами мгновенного достижения цели, пронырами, желающими всего сразу и побольше, тут же шли в его скромные сети. Но выбрали деньги Виктора Николаевича, похоже, не потому, что он им чем-то понравился и они решили его, голодранца, побаловать. Просто у них на Виктора Николаевича были свои планы. Очень уж им хотелось попробовать его, не привыкшего к деньгам, всегда спокойно обходящегося и без денег, на зуб. А вдруг он, прежде живший своим трудом, работавший не за страх, а за совесть (потому как за страх работают только рабы), спасавший людей от смерти и не требовавший за это прибавку к зарплате, всегда знавший, что такое справедливость, но никогда на нее не рассчитывавший, не расколется, не сломается, как все, не станет таким, как прочие, которым деньги давно заменили родину и мать родную? Будто Виктор Николаевич — не как все, будто он и не человек вовсе, а херувим чистейшей воды или даже серафим шестикрылый!

Но трудился ли, как когда-то прежде, не за страх, а за совесть Виктор Николаевич на этом своем новом поприще? Ну, сидел в директорском кресле (у него все же медицинское образование, а в ООО, занимающемся здоровьем населения, без него — никуда!), что-то подписывал, совещался с поставщиками о чем-то мутном, липком с ними договаривался. Но дело, которым он якобы управлял, и без него справлялось со всеми щекотливыми моментами, само преодолевало непреодолимые преграды. Можно сказать, вершилось без участия Виктора Николаевича.

Еще зимой ему было чудно` и весело ощущать себя любимчиком судьбы, человеком, которого вдруг полюбили деньги, делавшие все для того, чтобы и он полюбил их в ответ и уже не мог без них обходиться. И день и ночь только бы о них и думал, только бы их и ласкал своими рабочими ладонями, постепенно забывая о том, кто он и для чего явился на свет Божий.

Но ближе к весне, когда пошли иски и начались судебные заседания и недовольные (кинутые, обманутые, введенные в заблуждение) фирмой Виктора Николаевича граждане один за другим начали терпеть сокрушительные поражения в зале суда, поскольку юрист фирмы, где директорствовал Виктор Николаевич, был прежде человеком судебной системы, имеющим рычаги воздействия и знающим, на кого и как надавить, чтобы забуксовало, а то и вовсе не пошло, Виктор Николаевич скис.

«Все путем! — говорил ему владелец фирмы, школьный приятель Валера, с детства носивший прозвище Харитон, пригласивший Виктора Николаевича втюхивать чудодейственную медтехнику и БАДы лопоухому населению. — У меня все схвачено! Только так бабки и делаются! Не парься! Надо было им смотреть, что подписывают! Мы-то здесь при чем, а, Витаха?» — и Виктор Николаевич мрачно качал головой, мол, понятно, что только так и делаются бабки, и мы, конечно, ни при чем, и кушал без аппетита и не чувствуя вкуса, и не пьянел после бутылки «Белуги».

Как-то, очнувшись на какой-то шлюхе, разбитый, пышущий вчерашним алкоголем, он почувствовал внутри звенящую пустоту и понял, что потерял какую-то важную часть себя. Неприметную, но жизненно необходимую. Потерял и растерялся. Ему требовалось вспомнить, что именно он потерял, но вспомнить никак не получалось, хоть оно, неуловимое, вертелось у него в мозгу. Вертелось да вот никак не могло сорваться с языка. Какая-то мысль все мелькала в голове, но он, подписывающий нужные бумаги и жмущий ладони нужным людям, никак не мог на ней сосредоточиться…

Вот и сейчас, завернутый в простыню, он сидел за липким дубовым столом, на который была вывалена вяленая и копченая закусь, упершись взглядом в бастион бокалов с чешским пивом вокруг початой бутыли шотландского виски, и пытался вспомнить что-то важное из своей прошлой жизни. Возле стола крутились небрежно завернутые в полотенца Белка со Стрелкой — бодрые, румяные проститутки, норовившие влезть Виктору Николаевичу на колени и вывалить ему под нос свое богатое внутреннее содержание. Виктор Николаевич уныло отбивался от Белки и Стрелки и сосал чешское пиво, надеясь, что оно зальет в нем пустоту. А счастливый Харитон не смолкал: брызжа слюной, делился восторгами от побед своего юриста в судах, хохотал, вспоминая физиономии истцов, прикладывался то к пиву, то к виски, то к Белке, то к Стрелке.