Ирвин Шоу - Как принято во Франции

— Бывал.

— Кристина мне говорила. О, благодарю вас, — он кивнул официанту, который поставил перед ним стакан лимонада.

Беддоуз смотрел на Кристину. Они провели там неделю, ранней осенью. Оставалось только гадать, что именно она рассказала доктору.

— Мы заглянем туда в следующий приезд.

— Понятно, — Беддоуз отметил «мы», но не понял, о ком идет речь. — Вы собираетесь в ближайшее время снова приехать во Францию?

— Через три года, — Хайслип осторожно достал из лимонада кубик льда и положил на блюдце. — Я думаю, каждые три года мне удастся вырываться из больницы на шесть летних недель. Летом люди меньше болеют, — он встал. Извините, но мне надо позвонить.

— Вниз и направо, — пояснила Кристина. — Женщина тебя соединит. Она понимает по-английски.

Хайслип рассмеялся.

— Кристина не доверяет моему французскому. Говорит, что с моим акцентом во Франции делать нечего, — уже двинулся к двери, остановился. — Я очень надеюсь, что вы пообедаете с нами, мистер Беддоуз.

— Дело в том, что у меня назначена одна встреча, — ответил тот. — Но я попытаюсь что-нибудь сделать.

— Хорошо, — Хайслип легонько коснулся плеча Кристины и твердым шагом покинул террасу.

Беддоуз наблюдал за ним, а в голове вертелась злобная мыслишка: «Внешне-то я куда интереснее, чем он». Потом повернулся к Кристине. Она рассеянно помешивала ложечкой остатки чая, разглядывая кружащиеся чаинки.

— Вот почему волосы стали длинными и естественного цвета.

— Вот почему, — Кристина не отрывала глаз от чаинок.

— И лак для ногтей.

— И лак для ногтей.

— И чай.

— И чай.

— И что ты рассказала ему о Сен-Поль де Венсе?

— Все.

— Перестань смотреть в эту чертову чашку.

Кристина медленно положил ложку, подняла голову. Ее глаза блестели, но губы не дрожали, пусть ей это далось и не без усилий.

— Что значит, все?

— Все.

— Почему?

— Потому что мне не нужно что-либо от него скрывать.

— Как давно ты его знаешь?

— Ты слышал. Три недели. Нью-йоркский приятель попросил его передать мне привет.

— И что ты собираешься с ним делать?

Кристина посмотрела ему в глаза.

— На следующей неделе я собираюсь выйти за него замуж и улететь в Сиэтл.

— И каждые три года ты будешь возвращаться сюда на шесть летних недель, потому что летом люди меньше болеют.

— Совершенно верно.

— И это нормально?

— Да.

— Не слышу уверенности в голосе.

— Только давай обойдемся без психоанализа, — резко бросила Кристина. Я этим сыта по горло.

— Официант! — позвал Беддоуз. — Принесите мне, пожалуйста, виски, — он перешел на английский, вдруг забыв, где находится. — А ты, ради Бога, выпей со мной.

— Еще чашку чая, — попросила Кристина.

— Да, мадам, — кивнул официант и отошел.

— Ты ответишь на мои вопросы? — спросил Беддоуз.

— Да.

— Я имею право на прямые вопросы?

— Да.

Беддоуз глубоко вдохнул, посмотрел в окно. Мимо проходил мужчина в пальто с поднятым воротником. Он читал газету и качал головой.

— Ладно, так что ты в нем нашла?

— Что я могу тебе на это ответить. Он — мягкий, добрый, приносящий много добра человек. Ты в этом убедился сам.

— Что еще?

— И он меня любит, — тихо добавила она. За все время их знакомства Беддоуз не слышал от нее этого слова. — Он меня любит, — бесцветным голосом повторила Кристина.

— Я это видел. Бесстыдно.

— Бесстыдно.

— Теперь позволь задать еще один вопрос. Ты хотела бы встать из-за этого стола и уйти со мной?

Кристина отодвинула чашку с блюдцем, задумчиво перевернула чашку.

— Да.

— Но не встанешь.

— Нет.

— Почему нет?

— Давай поговорим о чем-нибудь еще? — предложила Кристина. — Куда ты полетишь в следующий раз? В Кению? Бонн? Токио?

— Почему нет?

— Потому что я устала от таких, как ты, — отчеканила Кристина. — Я устала от корреспондентов, пилотов, перспективных чиновников. Я устала от всех этих талантливых молодых людей, которые все время куда-то улетают, чтобы сообщить всему миру о революции, заключить перемирие или умереть на войне. Я устала от аэропортов, устала провожать людей. Устала от того, что мне не разрешено плакать до взлета самолета. Устала от необходимости всегда и всюду приходить вовремя. Устала отвечать на телефонные звонки. Устала от избалованной, всезнающей международной тусовки. Устала обедать с людьми, которых кого-то любила, а теперь должна вежливо болтать с их греками. Устала от того, что меня передают из рук в руки. Устала любить людей больше, чем они любят меня. Я ответила на твой вопрос?