Ирвин Шоу - Рассказы из сборника «Отступление»

Питер попытался закрыть глаза и заткнуть уши, чтобы вернуться к дорогим сердцу мечтам о проселочной дороге в сумерках, об идущей рядом с ним жене, о пыли, не ведавшей запаха крови. Но голос джентльмена прорывал все барьеры, и Питер не мог не слушать.

— Как бизнесмен я вам заявляю: мы попали в нетерпимое для нас положение, — голос розовощекого любимца учителей звучал все громче. Положение совершенно невыносимое. И чем скорее мы это поймем, тем лучше. Если смотреть в самую суть, то война, которая закончилась, была делом вовсе не плохим. Она высвечивает реальную проблему, стоящую перед американцами. Позволяет нашему народу рассмотреть настоящую опасность. Чем мы обязаны встретить эту опасность? Только производством! Пушки и снова пушки! Мне плевать, что говорят эти коммунисты в Вашингтоне. Я заявляю: война только начинается!

Питер тяжело встал со своего места и подошел к розовощекому.

— Убирайся отсюда, — сказал он, стараясь говорить, как можно спокойнее. — Убирайся отсюда, но прежде заткнись, или я тебя убью.

Джентльмен поднял на Питера удивленный взгляд. Его крошечный ротик дважды открылся и дважды без слов закрылся. Но бесцветные глаза уже смотрели в усталое, изможденное лицо Питера со злобной внимательностью. Затем джентльмен пожал плечами, поднялся и, протягивая руку даме, произнес:

— Пойдемте. Кстати, мы можем и перекусить.

Красивая дама испуганно встала со своего места и неуверенной походкой направилась к дверям.

— Если бы не ваш мундир, — громко сказал джентльмен, — я бы добился того, чтобы вас арестовали.

— Убирайся отсюда! — сказал Питер.

Джентльмен резко повернулся и заспешил вслед за спутницей в направлении вагона-ресторана. Питер сел на свое место, ощущая на себе взгляды всех пассажиров. Он был огорчен тем, что для него так быстро нашлось занятие на несколько лет. Однако это дело откладывать нельзя. Хорошо хоть то, что ездить для этого никуда не придется.

Машинист дал гудок, хотя перед поездом лежали десять миль ровного, свободного пути. Паровоз радовался тому, что войне пришел конец. Слушая этот громкий, триумфальный рев, Питер закрыл глаза и попытался думать о жене и дочери, которые утром будут ждать его на перроне шумного чикагского вокзала…

— Скажите, что её хочет видеть мистер Блумер, — произнес Филип, вытянувшись со шляпой в руках перед элегантным портье. У служащего гостиницы были на удивление белые руки.

— Мисс Герри, вас желает видеть некий мистер Блумер, — сказал портье. Эта простая фраза прозвучали весьма элегантно. Произнося её, портье смотрел сквозь чисто выбритое, простоватое лицо Филипа вдаль, в глубину роскошного вестибюля.

Из телефонной трубки до слуха Филипа доносились все модуляции знаменитого голоса.

— Кто такой, дьявол его побери, этот самый мистер Блумер? — ласково поинтересовался знаменитый голос.

Филип, испытывая неловкость, стеснительно повел под пальто плечами, а его торчащие из-под растрепанной шевелюры уши деревенского мальчишки залились краской.

— Я все слышал, — сказал он. — Передайте ей, что меня зовут Филип Блумер, и что я написал пьесу «Обитель страданий».

— Это некий мистер Филип Блумер, — томно протянул портье, — и он утверждает, что написал пьесу. Какую-то «Обитель страданий».

— Он что, явился сюда лишь для того, чтобы поделиться со мной этой новостью? — прогудел в трубке роскошный низкий голос. — Передайте ему, что с его стороны это очень мило.

— Позвольте мне с ней поговорить, — сказал Филип, выхватывая трубку из бледной руки служителя гостиницы. — Хэлло, — произнес он, дрожащим от смущения голосом. — Я — Филип Блумер.

— Как вы поживаете, мистер Блумер? — произнес полный очарования голос.

— Мисс Герри, речь идет о моей пьесе, — Филип пытался как можно скорее добраться до сути и выпалить подлежащее, сказуемое и дополнение, прежде чем она бросит трубку. — Название пьесы: «Обитель страданий».

— А портье, мистер Блумер, сказал, что пьеса называется «Какая-то обитель страданий».

— Он ошибся.

— Он — болван, этот ваш портье, — сказал очаровательный голос. — Я говорила ему это наверное тысячу раз.

— Я заходил в контору мистера Уилкса, — произнес, потерявший всякую надежду, Филип. — И там мне сказали, что рукопись все ещё у вас.

— Какая ещё рукопись? — спросила мисс Герри.

— Да, «Обитель страданий»! — выкрикнул Филип, чувствуя, что уже начинает потеть. — Когда я принес её в контору мистера Уилкеса, то предложил вас на главную роль и попросил переслать рукопись вам. Один человек из Театральной гильдии хочет на неё взглянуть, и я решил, что вы сможете мне вернуть рукопись, поскольку она у вас уже больше двух месяцев.