На душе у нее опять было легко. Вставая, она громко рассмеялась. «Одним словом — молодая мать набивает себе цену; она желает, чтобы муж завоевал ее вновь, и притом совсем иначе, чем раньше».
Матильда взяла со стула свое тонкое летнее платьице. «Боже мой, — думала она, — там, в Германии, все гибнет, а я размышляю, как мне удержать его любовь. Хотя, быть может, и в стране кровавого безумия, грозящего смертью всем и каждому, какая-нибудь женщина тоже думает сейчас о том, как бы ей не потерять возлюбленного. К сожалению, мы больше заботимся о своей личной судьбе, чем о судьбах мира. Даже если бы весь земной шар был охвачен пожаром, человек думал бы об обеде и о тех, кто ему дорог. Так уж мы устроены. Нечего себя обманывать».
Матильда вытащила несколько больших ромашек из букета, стоявшего на туалетном столике, — она хотела украсить ими свое светло-зеленое шелковое платье, рисунок которого напоминал крохотные ромашки. Платье в белых цветочках будило воспоминания о благоухающей поляне в лесу. А красивое спокойное лицо Матильды походило на строгие лица женщин, изображенные на полотнах старинных мастеров.
Уэстон, сидевший у себя в кабинете, услышал шаги жены, встал из-за письменного стола и, позабыв о девятом веке, пошел к Матильде.
По тому, как сердечно и в то же время недоступно Матильда держала себя, можно было понять, что она продолжает свою игру, игру, которую женщины ведут совершенно бессознательно, ибо сердцем они постигают то, чего не постигнешь разумом. Матильда ходила взад и вперед по комнате, чувствуя на себе взгляд Уэстона; она то поправляла цветы в вазах, то на ходу проводила рукой по скатерти, сама не сознавая, что держится сейчас иначе, чем всегда, ибо у окна стоит человек, которого ей надо держать во власти своих чар.
Уэстон был встревожен. Хорошо, что они скоро пойдут обедать на террасу. Там они останутся вдвоем, и он спросит Матильду, почему она так переменилась. Ведь инстинктивно она знает лучше, чем он, все, что касается их отношений.
Но и на этот раз Матильда, казалось, прочла мысли мужа. Они не пошли обедать на террасу. Вместе со служанкой они уселись за чисто выскобленный уютный деревянный стол на кухне. Отказаться от трапезы втроем, не проявляя особого упрямства, Уэстон не мог. Обеды на кухне не являлись новшеством. Уэстон с большой охотой беседовал со служанкой, которая была родом из той же долины, что и Матильда, и, подобно Астре, хорошо, знала себе цену. Частенько они обедали вместе в безукоризненно чистой, выложенной белым кафелем кухне. Матильда и Мария в детстве вместе играли и до сих пор называли друг друга по имени.
Уэстон не мог бы утверждать, что Матильда намеренно устроила обед на кухне и что она не хотела остаться с ним наедине. Да и вообще, отдаляясь от него все эти последние месяцы, она ни разу не делала это намеренно. Больше всего Уэстона пугало, что Матильда держалась от него на расстоянии с той непосредственностью, с какой одно деревцо держится поодаль от другого.
Беседуя с Марией, Матильда с аппетитом ела, ибо «генеральный смотр» показал ей, что она осталась такой же тоненькой, как была.
— Ну как, твой муж доволен работой у нас в доме? Вообще он доволен жизнью?
— У мужа только одно на уме — разводить канареек и чтобы самцов было побольше!
— Почему же?
— Да потому что самцы поют. У него уже целых шестнадцать кенаров. А больше его ничто на свете не интересует. Можешь мне поверить — до свадьбы, да и вообще в первое время он был совсем другой.
— Как так другой? — спросила Матильда с самым невинным видом.
— Очень просто, другой, да и только! — Мария отрезала кусок мяса. — Мясо опять слишком молодое. Придется покупать в другой мясной. А ты как считаешь?
Но у Матильды вдруг мелькнула мысль, что в присутствии Уэстона не худо бы поговорить о семейной жизни Марии.
— Как так другой? — переспросила Матильда.
— Ты сама знаешь, какие они бывают вначале. Ну, а после они заводят себе канареек. По-моему, раньше и я была для него чем-то вроде канарейки!
— Значит, тебе надо петь, хоть ты и не кенар, — сказала Матильда сухо, но с довольным смешком.
— Все это, конечно, глупости, но иногда я все же думаю: после сладких пирогов тебя ждет сухой хлеб. Все в свое время! — Мария встала, чтобы принести кофе. — Знаешь, если мясо слишком молодое, ничего путного из него не приготовишь.
Но Матильда не желала говорить о мясе.
— Тем не менее ты ведь хорошо живешь с мужем! Очень хорошо!
Читать дальше