Утром Матильда уложила ночную рубашку в коричневый парусиновый саквояж. Не выходя из своей комнаты, она дожидалась часа отъезда. Все ее чувства были притуплены, она ни о чем не думала. Проснувшись, она сказала себе, что обязана влачить эту жизнь, иначе ее жертва потеряет всякий смысл. Остальное ее уже больше не интересовало.
Стук дверного молотка разнесся по всему дому. Матильда услышала шаги матери. Входная дверь снова захлопнулась. Матильда сидела все в той же позе. Нет, она не имеет права лишать себя жизни.
Мать распечатала письмо Зилафа. Ее очки лежали на полке у печки. С письмом в руках мать подошла ближе к окну. В комнате появилась Матильда с саквояжем и в шляпке; она присела к столу.
«Во всяком случае, она заслужила пощечины».
Мать еще раз перечла эту фразу. И ей снова почудилось, что буквы превратились в каких-то отвратительных насекомых. «Ведь она никогда не была покорной женой. А теперь, в довершение всего, она удирает от мужа из-за одной-двух пощечин».
Потрясенная мать взглянула на дочь как раз в тот момент, когда та выдавила из себя улыбку. Матильда хотела показать, что ей не так уж тяжело возвращаться к Зилафу.
«Если она обещает стать покорной женой, — ладно, пусть возвращается. В добрый час. Хотя ваша дочь и не заслуживает прощения. Наоборот! Ей было бы весьма полезно испытать на собственной шкуре, что такое бедность. Пусть приезжает. Но вести себя надо иначе. Отныне я требую от своей жены послушания».
Мать стояла как на раскаленных углях. Боль выжгла все ее страхи. Только два чувства владели сейчас ею: ужас при мысли о том, что она чуть было не погнала свою дочь к этому человеку, и гордость простой женщины-крестьянки, разгневанной до глубины души.
— А ну, прочти. — Мать бросила письмо Зилафа на стол. — Я плюну ему в лицо, разрази меня Господь.
Матильде было совершенно безразлично, что именно написал Зилаф. Гнев матери был для нее несказанным облегчением. И все же она не нашла в себе сил подняться и обнять мать. Она боялась упасть. Но жизнь уже вновь вливалась в нее горячим потоком.
— Он согласен принять тебя обратно из жалости! — Мать ударила кулаком по столу. — Ну нет, этого я не допущу, я плюну ему в лицо. Дай мне только его увидеть.
— Ах, мама! — Улыбаясь, Матильда заговорила. Теперь она ничего не хотела утаивать. Она рассказывала о прошедших шести годах так, словно речь шла не о ней, а о какой-то посторонней женщине. Сама она уже была в другом, светлом мире.
— Да, но почему же ты вчера всего этого не рассказала?
«Наверное, потому, — подумала счастливая Матильда, — что я все еще девочка-безручка».
Обе женщины принялись за работу. Мать ставила в центрифугу соты, а Матильда вертела ручку. Через несколько минут из трубки полился темно-золотистый мед. Продолжая крутить ручку, Матильда сунула палец в дугообразную струю меда, а потом слизнула мед языком. После этого она легонько провела языком по губам. Мед был вкусный.
На следующее утро мать сложила в корзину банки с разными сортами меда и первым поездом уехала в город. Мед в этом году оказался на редкость хорошим. Мать надеялась продать его дороже, чем обычно.
Матильда уже давно обещала Астре погостить у нее на хуторе недельку-другую. Заперев дом на замок, она отправилась в путь по холодку. Еще не было восьми.
Поля уже опустели. На проселочной дороге резвились опавшие листья, заигрывая то с солнцем, то с ветром. Сквозь желто-золотую листву яблонь и груш просвечивало синее небо. Легкий туман, пронизанный солнечными лучами, попахивал гарью — где-то жгли картофельную ботву.
Осень была любимым временем года Матильды. Свежий утренний воздух холодил ее щеки, но телу стало жарко от быстрой ходьбы. На душе у нее было спокойно и беззаботно, и впервые за много дней в ней шевельнулись смутные, знакомые каждой девушке мечты о счастье. Лесная птица защебетала, сердце Матильды забилось сильнее, она бросила быстрый взгляд в сторону (чу — заяц!) и вдохнула пахучий туман. Утренняя прохлада забралась под ее широкую юбку, теплые ноги обдало ветерком. Матильда глубоко втянула в себя воздух, а когда она его снова выдохнула, из ее груди вырвался тихий, почти незаметный вздох печали, но потом чувство покоя опять безраздельно овладело ею.
Рыжие в белых пятнах коровы паслись на лужку, обнесенном изгородью; где-то здесь Роза, Астра и Фиалка распустили Общество цветов и купили себе на казенные деньги лимонад и пряники. Растроганная Матильда с улыбкой замедлила шаг. Дерево, у которого Астра освободилась от выпитого лимонада, повинуясь законам вечного круговорота материи, стало выше и развесистей. А на том месте, где мороженщик, сидя возле пестрой тележки, поджидал дам-учредительниц Общества, теперь стояла дощатая будка в рост человека: рабочие-дорожники складывали здесь на ночь свой инструмент.
Читать дальше