Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 2

«Люди плачут не только от горя, но и от счастья», — подумала Матильда.

Когда они подъехали к ручью, бежавшему куда быстрее, чем битюги, Матильда ловко соскочила на землю и подошла к голове коня. Конь опустил шею, и молодая женщина увидела белки его глаз, которые при свете солнца не уступали опалу, ни цветом, ни блеском.

Мартин въехал верхом в ручей и слез прямо в воду. Вода доходила ему до живота, конь тоже был по брюхо в воде. Мартин начал чистить лошадь скребницей. Второй битюг, навострив уши, опустил морду в ручей. Матильда сидела на берегу под ивами.

Мальчики пулей пролетели по лугу и описали смелый вираж у самой реки, но потом все же шлепнулись. Тяжело дыша, они так и остались лежать на земле. Малыш обогнал старшего на целых полметра.

Всего раз в неделю по четвергам работник приносил с пастбища масло. Астра сразу же отправляла круги масла в городок на приемочный пункт Молочного товарищества. Однако в субботу утром, когда Матильда и Астра пошли на кухню варить кофе, они снова увидели работника, сидевшего под медными сковородами. В руках он держал букет белых эдельвейсов, окруженных лиловыми альпийскими розами.

В то самое время, когда Матильда верхом ехала к ручью, работник собирал для нее эдельвейсы. Повиснув между небом и землей на высоте пятисот метров над пропастью, в которой синело озеро, он прислушивался к мычанию коров, мирно пережевывавших жвачку где-то наверху на солнечном лугу.

Сначала работнику пришлось очень долго спускаться на веревке, а потом карабкаться сто метров вверх по отвесной скале, иначе никак нельзя было попасть к искривленной ели, Вокруг которой росли бесценные эдельвейсы.

Чтобы найти уступ, часто всего в сантиметр шириной, и сообразить, может ли он выдержать вес человеческого тела, надо было обладать крепкими нервами, — ведь все это происходило на высоте, в десять раз превышающей высоту церковной колокольни. Добравшись до обомшелого полуметрового карниза, где росла искривленная ель, работник уселся на нем, как на стуле, свесив ноги вниз; он мельком оглядел испещренную расселинами котловину, которая простиралась внизу, а потом приступил к самой опасной части своего предприятия.

Справа и слева от него на недоступной крутизне цвели эдельвейсы, похожие на белые звездочки, вырезанные из толстого фетра. Чтобы достать их, надо было, обвязавшись веревкой, перелететь по воздуху к тому месту, где они росли, ухватиться за кустарник, мигом сорвать несколько цветков и снова перемахнуть на выступ. А потом проделать тот же путь по воздуху в другом направлении. Не раз работник возвращался на свой карниз на высоте пятисот метров над пропастью с пустыми руками.

Зато на следующее утро он сидел на кухне под медными сковородками с букетом эдельвейсов.

— Мне почему-то вдруг захотелось прийти, — сказал он изумленной Астре.

— И ты проделал такой путь только потому, что тебе вдруг захотелось прийти?.. Нет, положительно, народ у нас немного тронутый. Дошла, видно, очередь и до тебя.

Зажав кофейную мельницу между коленями, работник сказал, показывая на букет:

— Это тебе, Матильда… Вечером будут танцы.

Астра бросила взгляд сперва на работника, а потом на Матильду и не добавила больше ни слова. Только зайдя в комнату, она сказала:

— Хорошо, что ты избавилась от доктора. Он мне сразу не понравился, еще в пасторском доме. Ну, а как тебе нравится этот? У вас большой дом и пустой коровник, а выгона хватит коров на двенадцать, а то и больше. У тебя родятся здоровые дети, и ты мирно проживешь свой век в родном краю. — Не дожидаясь ответа, Астра вышла.

Вечером подруги рука об руку явились на танцы. Через весь зал по диагонали были протянуты две гирлянды бумажных роз — белая и красная.

Музыка внезапно оборвалась. Танцующие остановились и без особого интереса взглянули на барабанщика, тот выбил дробь и возвестил среди наступившей тишины:

«Якоба с хутора Вегхоф зовут домой, Анка телится».

Парень, вызванный барабанщиком, отвел свою девушку к столу и вышел. Оркестр заиграл снова. Остальные парни и девушки продолжали танцевать с тем же невозмутимым видом, что и раньше.

Когда танец кончился, четверо парней поднялись на эстраду и начали петь тирольские песни. Во время «йодельн» они подносили руку то ко рту, то к уху. Лица у них были очень серьезные, так же, впрочем, как и у слушателей, степенно аплодировавших им.

Оркестр опять заиграл, и танцующие снова вступили в круг, безрадостные, как все жители этой долины, где люди с детства тяжело работают и где сын бедняка лишен всякой надежды выбраться из нищеты. У многих парней и девушек была одна и та же фамилия; за несколько сот лет семьи горцев успели не раз породниться.