Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 2

Шарлотта получила развод только в мае 1950 года. Даже в Америке могут пройти годы, пока добьешься развода, зато на вступление в брак требуется ровно пять минут.

И вот, соединившись на всю жизнь, Шарлотта и Михаэль летом 1950 года снова поехали на ферму.

Михаэль продолжал работать над повестью своей жизни, первая половина была уже написана за минувший год. Как и сорок лет тому назад, когда он только начал писать «Разбойничью шайку», он старался строить каждый период по возможности ясно и просто, чтобы читатель без всякого труда понял читаемое. Он следовал основному закону: работу должен делать писатель, а не читатель.

Написав страницу, он тут же прочитывал ее Шарлотте, которая, подобно Лизе, оказалась неподкупным критиком. Правда, в отличие от Лизы, Шарлотта не могла точно указать, что именно не удалось в данной фразе и как ее можно исправить. Она просто чувствовала, что здесь не все в порядке, и Михаэль, уже переработав фразу, не мог не признать всю безошибочность ее внутреннего чутья. Он думал: «Писателю очень хорошо иметь жену, которая как тончайшее сито пропускает только годное». «

Как-то раз к обеду без всяких предупреждений явился Андреас. Он пришел пешком в три часа ночи, забрался через окно в комнату, разделся и как ни в чем не бывало лег спать. Ему это казалось совершенно в порядке вещей, и он не понимал, чему удивляется Михаэль.

Характер отношений между ним и Шарлоттой он установил тут же за столом; он разыгрывал многоопытного мужчину, который великодушно спускает молодой девушке все ее проказы.

— But you are a nice girl! [8] А ты славная девушка! (англ.). - покровительственно сказал он, съев по две порции всех блюд, которые значились в обширном меню — от супа до сладкого.

После обеда он предложил Шарлотте покататься с ним на автомобиле, принадлежавшем фермеру. Минут через пятнадцать езды по шоссе он остановился.

— Пожалуй, здесь, — сказал он задумчиво, потом вылез из машины и достал спрятанный в кустах чемодан. Оказалось, что до этого места он доехал в элегантном и быстром кадиллаке, а потом несколько часов искал в ночной темноте ферму. Он никогда не бывал в этой местности.

Для Андреаса не было ничего необычного в том, чтобы последовать минутному побуждению и предпринять что-нибудь совершенно неизведанное, нисколько не задумываясь о возможных последствиях. С пустым карманом — от Нью-Йорка до Флориды, там выпить чашку кофе и обратно в Нью-Йорк — всего две тысячи восемьсот километров, — а почему бы и нет, если ему в Нью-Йорке было скучно? Философия его сводилась к следующему: «Что-нибудь да получится». И получалось.

Никакие внешние проявления жизни не могли причинить вреда Андреасу, зато непрерывная критика матери уже принесла ему слишком много вреда. Его вера в себя была окончательно подорвана. Внутренне он был нерешителен и беспомощен, как ребенок, которого с утра до вечера пилят ни за что ни про что. Это лишний раз обнаружилось, когда он совершенно бессознательно выдал причину, приведшую его к Михаэлю на ферму.

Он сидел на лугу против Михаэля, упершись локтями в колени, спрятав лицо в ладонях и скорчившись, как человек, которого завалило камнями. Потом вдруг спросил таким тоном, как будто уже тысячу лет думал об этом:

— Почему у меня нет никакого определенного таланта, как у тебя? Из меня никогда ничего не выйдет. — Он посмотрел на отца, и в глазах его был немой вопрос и смятение, словно он ожидал уничтожающего приговора.

Михаэль почувствовал, что это один из тех решающих часов в жизни молодого человека, когда кстати сказанное доброе слово может подействовать исцеляюще, сдвинет жизнь раненого с мертвой точки и сообщит ей свободное движение. Поэтому он улыбнулся и сказал всю правду:

— В твоем возрасте я тоже думал, что из меня ничего не выйдет. Так продолжалось много лет. Я тонул, и вода уже доходила мне до рта. Когда я начал писать, мне было двадцать восемь лет. Можешь мне поверить, что в твоем возрасте мне ни за что не удалось бы написать работу вроде той, которую ты писал у себя в колледже о Мексике. Твою статью можно было бы смело напечатать в любом солидном журнале. Я, конечно, не хочу этим сказать, что ты должен стать писателем. Не торопись. В один прекрасный день ты поймешь, кем ты хочешь стать. Ты здоров, неглуп, у тебя доброе сердце. Это самое главное. Я за тебя не боюсь.

Андреас ответил:

— Да, ты только так говоришь, — но улыбнулся гораздо спокойнее, словно не было у него никогда сомнений, которые только что рассеял отец.